Кремлёвцы
Шрифт:
Капитан Бабайцев раскрыл первое личное дело, отложил, затем открыл второе, третье…
Отложенные личные дела начальник училища складывал в стопку. Это всё – четвёртая рота.
Капитан уже отобрал несколько дел для своей роты. Генерал мельком взглянул и удовлетворённо кивнул головой.
Работу завершили быстро.
– Ну вот, товарищ капитан, во многом наши мнения совпадают. Подведём итог. Я прикажу командиру четвёртой роты передать этих курсантов вам, в первую роту, как только все суворовцы прибудут в училище.
Капитан
– Разрешите идти!
– Да, да, Вадим Александрович, можете идти.
Генерал Неелов, называя того или иного офицера по имени отчеству, показывал своё особое расположение, которое можно было заслужить только делом.
А в четвёртой роте шла обычная перед началом учебного года работа. Чистили, мыли, драили, устраняя последствия летнего ремонта.
Николай Константинов уже узнал, что те, кто прибыл раньше, оказывается, троечники. Вот им и сократили отпуск.
Приехали и суворовцы. Основная дата прибытия – 27 августа, но где-то что-то перепутали, а потому выписали некоторым предписание на 25 число. Ведь даже представитель управления военно-учебных заведений ошибся с датой, и Николаю выписали предписание на 25 августа.
После обеда образовалось незапланированное личное время. То есть в распорядке дня такое время определяется в обязательном порядке. Но это уж когда вся рота собирается после каникул, и начинаются занятия.
Пока же хватало время и на приведение в порядок помещений и на уборку территории и на отдых.
Собрались несколько выпускников суворовских военных училищ, перезнакомились. И решили прогуляться по территории. Нашли курсантскую чайную с ассортиментом обычным. Газировка, сгущёнка, булочки.
Подкрепились и пошли назад по плацу.
А тут навстречу старшина сверхсрочной службы.
Суворовцы, конечно же, прошли мимо, как ни в чём не бывало. Подумаешь, старшина. В суворовском военном училище командир взвода – он именуется офицером воспитателем – майор. Ниже майора никому честь привыкли не отдавать. Был в этом некоторый лоск. Конечно, не то чтоб заслуживающий поощрения, но не все же поступки и не всегда могут заслужить одобрение. Так уж жизнь устроена. Кто-то нарушает дисциплину, а кто-то наказывает за нарушения.
Словом, прошли недавние суворовцы мимо сверхсрочника с полным к нему равнодушием, и вдруг:
– Товарищи курсанты, ко мне.
Это ещё что такое? Куда ж это «к нему»? Спятил что ли макаронник? Так, скорее всего, подумали парни, лишь недавно расставшиеся с алыми лампасами на брюках.
– Товарищи курсанты, стой!
Более грозный окрик заставил повиноваться. Один из новых приятелей Константинова, Павел Гончаров, процедил известную прибаутку, касающуюся сверхсрочников: «Эй, вы трое – оба ко мне!»
– Что вы там бубните, курсант. На гауптвахту захотели?
Николай и его приятели, с некоторым удивлением рассматривая странного, по их мнению, макаронника, всё-таки остановились.
– Построиться в одну шеренгу.
Никто не шевельнулся. Остановились в нескольких шагах и продолжали выражать всем своим видом явное недоумение, граничащее с презрением.
– Вот вы, курсант, – обратился сверхсрочник к одному из ребят, видя, что его команда игнорируется. – Как ваша фамилия?
– Гончаров.
– Курсант Гончаров, а не Гончаров, – резко поправил сверхсрочник. – Постройте курсантов в одну шеренгу.
– Простите, с какой стати. Кто вы такой? – спросил Павел, не желая выполнять распоряжение.
Знали или не знали вчерашние суворовцы положение устава о начальниках по воинскому званию, но в действительности, начальником по воинскому званию мог быть для рядового и сержантского состава только офицер. Ну а что касается сверхсрочника, то его, конечно, положено было приветствовать при встрече, как старшего по званию, нельзя было и грубить опять же как старшему по званию, но вот выполнять распоряжения? Нужно заметить, что встретившийся на улице сверхсрочник, никаких распоряжений и не мог отдавать.
А здесь, в училище? Кто же этот тип, что прицепился к курсантам?
– Я комендант училища старшина Любимов! – представился сверхсрочник.
Любимов действовал по всем правилам. При малейшем намёке на неповиновение необходимо сразу разделить неповинующихся, выделяя так называемого зачинщика. Это прекрасно знали те офицеры и сверхсрочнослужащие, которым не хватало своего собственного командирского авторитета, и которым приходилось брать этот авторитет взаймы у положений устава.
«Н-да, попали в переплёт, – подумал Константинов. – Что ещё за комендант? Лучше всё-таки не доводить дело до серьёзных разборов».
Он тронул Гончарова за рукав гимнастёрки и шепнул:
– Командуй. Лучше построй, а то, чувствую, как бы всё не обернулось худо.
Гончаров шагнул в сторону, встал так, чтобы строй мог расположиться слева от него, как и полагалось по строевому уставу. Скомандовал:
– В одну шеренгу, становись!
Да так, что сам старшина Любимов вздрогнул, удивлённый столь громовым командирским голосом. Не знал, что Гончаров прекрасно поёт и может исполнить даже песни, которые исполняют маститые певцы, отличающиеся басом, посильнее того, что, к сожалению, ныне разменял на попсовые закидоны Басков.
Вся ещё недавно весёлая компания вытянулась перед старшиной, тоже не ожидавшая такой строевой команды из уст своего товарища.
Любимов крякнул от удивления, но несколько успокоился. Кому ж приятно, когда тебя в грош не ставят. Однако, это был не тот человек, чтоб прощать подобные выходки.
– В чём дело? Почему не приветствуете старших?
Все молчали.
– Батальон? Рота? – резко спросил он и, не получив ответа, снова обратился к Гончарову: – Курсант, вы из какой роты?