Кремлевские звезды

Я открываю дверь своим ключом.

— Спокойнее, товарищи, спокойнее. Не забывайте, что я несовершеннолетний. Тихо, Радж, тихо.

Пёс рычит и не хочет пускать в дом толпу чужаков. Я его понимаю, тоже не хочу.

— А вы нам, собственно и не нужны. Мы же обыск в квартире делаем.

— Так вам присутствие хозяина жилплощади необходимо. Иначе я вас по судам затаскаю, погон лишитесь, всю жизнь жалеть будете. Понятые где?

— Хозяева все

— Ответственного квартиросъёмщика дождитесь, неизвестный не представившийся мужчина.

Я подхожу к телефону и набираю Рыбкину.

— Наташ, приди, пожалуйста, у меня обыск, понятые нужны. Если батя дома, веди и его.

— Поняла, — тихо отвечает она без дополнительных вопросов. — Отца нет.

— Так, товарищи милиционеры, — говорю я, опуская трубку на рычаги. — Во-первых, вот, смотрите. Добровольно предъявляю.

Я достаю из ящика медаль вместе с удостоверением и показываю лейтенанту.

— Государственная награда. Просекаете? Во-вторых, сообщите, что ищете, и я вам, опять-таки, добровольно это предоставлю.

— Сами найдём, — заявляет штатский и начинает выдвигать ящики.

— Минуточку, гражданин хороший. Не нужно правила нарушать, или мой защитник подаст на вас жалобу. Куртка висит в прихожей, можете её взять. Что ещё вас интересует?

— Всё, — отвечает лейтёха. — Ордер есть, значит будем искать всё, что найдём.

— А из прокуратуры будет кто-нибудь? — спрашиваю я.

— Нет, мы для них это делаем.

Открывается дверь и заходит мама вместе с Наташкой.

— Это что здесь происходит? — спрашивает она. — Репрессии против несовершеннолетнего? А ну, выметайтесь из моего дома.

Не успевает она получить внятный ответ, как раздаётся звонок в дверь и в квартиру заходит Кофман Яков Арсеньевич, мой адвокат. Ему Большак позвонил. Потом менты приводят соседку, ту что с нами встречала Новый год, тётю Валю и начинают перерывать квартиру.

— Стыд какой! — восклицает мама, когда штатский вытаскивает из шкафа её бельё.

— Зерна отобьются в пули,

Пули отольются в гири.

Таким ударным инструментом

Мы пробьём все стены в мире, — напеваю я неизвестную присутствующим песенку из Наутилуса.

Штатский находит мой тайник.

— Ого! Вот это да, вот это удача, правда? — подмигиваю я.

Благодаря Баранову тайничок оказывается совсем пустым, спасибо Вилену Терентьевичу, выгреб все мои денежки.

Приходит отец. Злится и орёт на ментов, но не оскорбляет, и это хорошо, правильно это. В общем, через два часа гоп-компания отчаливает, получив от адвоката подпись в подписке о невыезде и изъяв мою куртку и ещё кое-какие вещи. Мне делают смывы с рук. Опомнились.

Ясно, что никто ничего бы и не делал, если бы не Печёнкин. Конь педальный!

Кофман, пошептавшись со мной на кухне, тоже уходит. Тётя Валя и Наташка остаются помогать разгребать бардак, оставленный милицией, и помогают до самого позднего вечера.

— Наташ, тебе же нельзя после больницы-то, — участливо говорит мама, узнавшая сегодня, благодаря нашей доблестной милиции и прокуратуре о событиях двухдневной давности и о наших ролях в разыгравшейся драме.

Тётя Валя причитает, всплёскивая руками и, полагаю, уже видит себя передающей горячие новости сплетнице тёте Клаве.

— Егор, ну а ты-то! — качает головой мама. — Ну, что за способность такая вляпываться во всё на свете? Ты ведь раньше не был таким! А сейчас снова общественный порядок сохранял, да? Может тебе в милицию, а не в торговлю надо?

— Что ты говоришь, Аня, — вступает отец. — Нахрена ему в милицию? Они то медали, то обыски. Да пошли они нахрен!

— Андрей! Ну ты чего, при детях.

Папа в сердцах машет рукой и идёт на кухню заниматься кабаном. Дикий зверь — дело мужское.

Утром я созваниваюсь с Платонычем и бегу к нему домой. Вот же чуйка ментовская, никогда не подводила. Если бы бумаги Барановские были дома, эти искатели обязательно их бы подрезали, сто процентов, и прощай тогда превосходство и доминирование над Печёнкиным. А так, всё в порядке, всё на месте.

Надо сегодня зайти к Рыбкину и взять у него паспорт, а то и два. Взять паспорт и купить частный дом, убитую халупу в каком-нибудь шанхае. И там устроить тайник. И мангал. Нет, мангал где-нибудь в другом месте. Мда…

Платоныч встречает меня весь помятый, с красными глазами.

— Дядя Юра, ты как? Не заболел?

— Нормально, — говорит он. — Вспомнил юность фотолюбительскую.

— Ты сам что ли фотки делал?

— Да, решил никого не привлекать, так спокойнее. Ну, и с охоты немножко напечатал, не все правда, ты там много нащёлкал. Но фотографии хорошие, молодец. Пошли кофе попьём пока, там ещё несколько штук нужно на глянцевателе прожарить.

— Мне бы ещё деньжатами разжиться, а то до тайника не могу добраться никак, всё времени нет.

Мы пьём кофе и обсуждаем последние события.

— Дядя Юра, ну ты позвонил бы, я б прибежал, помог, вдвоём-то сподручнее, давно бы уж напечатали. Я ведь думал, ты отдашь кому-то…

— Да ладно, чего бегать, ты там с этим обыском, да с подпиской тоже заморочился. Видишь, какой змей Печёнкин твой, а ты говоришь. Чего он хочет вообще?

— По-моему, он хочет доказать, что он тут самый главный и какой-то там щенок, даже знающий сына генерального, для него пыль, и он что захочет, то и сделает.