Кремлевские звезды
Шрифт:
— Хватит, не зря же вы в меня верите. Нам ещё в будущем большие дела предстоят, так что подводить мне вас не резон.
— Это хорошо, — с серьёзным видом кивает он, — а то мне утверждение твоей кандидатуры не слишком просто далось.
— Понимаю. Можно вопрос не по теме?
— Ну, давай, — кивает он.
— Туман. Вы слышали, возможно, что после трагической гибели своего сына, он решил меня наказать. Так говорят, по крайней мере.
Злобин молчит, внимательно слушая.
— И вот я хотел бы спросить, не знаете ли вы случайно или не можете ли узнать, чего он хочет? Не
— Чем является? — наклоняет голову Злобин.
— Ну, можно сказать, маской. Ведь, если я правильно понимаю, Абрам появился тут лишь потому, что Ферик сам не хочет светиться.
Злобин чуть кивает, но по-прежнему ничего не говорит.
— Так вот, Леонид Юрьевич, мне думается, Ферик, хотел бы распространить больше своего влияния на регионы, где уважают Тумана. Было бы очень хорошо их взаимно уравновесить, вот я, собственно, о чём.
— Я попробую узнать, чем ты можешь заинтересовать Тумана, — кивает Де Ниро и хлопает меня по плечу. Кстати, помнишь Гурко из ЦК партии?
— Конечно, помню, — киваю я.
— Он сказал, что по Новицкой вопрос был уже решён положительно, но пришла какая-то жалоба и её кандидатуру сейчас притормозили.
— Погодите… — хмурюсь я. — Жалоба? На Ирину? На кристально честную комсомолку? А можно выяснить, что это за жалоба такая и насколько всё серьёзно?
Боюсь, я уже догадываюсь откуда ветер дует…
— Подробностей не знаю, но могу попытаться, — кивает Злобин. — Я тоже был удивлён. Мы с ней напрямую не очень хорошо знакомы, но я за ней наблюдаю, естественно. За всеми нашими…
Естественно… Откуда же тогда жалоба…
Я возвращаюсь к себе в номер, открываю входную дверь и резко останавливаюсь. В ванной шумит вода. Кто-то ошибся или это звуковая завеса? Мягко и неслышно ступая, я подхожу ближе, прислушиваюсь. Хм…
Плавно нажимаю на дверную ручку и приоткрываю дверь. Звук делается громче и в лицо ударяет тёплая влага. Хм… В ванной я никого не вижу, по всей видимости, кто-то находится за непрозрачной шторой.
— Егор! — раздаётся вдруг женский голос. — Ты что дверь открыл? Дует! Закрой!
Я резко отдёргиваю занавеску и моему взору открывается прекрасная картина. Юная купальщица со смуглой кожей и намыленными волосами, а на лице хитрая улыбка.
— Кто ты, красавица? — делаю я вид, что не узнаю её. — Я не могу тебя рассмотреть, потому что ослеплён красотой.
Айгюль, ну кто же ещё, смеётся и брызгает на меня водой.
— Что ты делаешь! — восклицаю я. — Хулиганка.
— Ты весь мокрый, — хохочет она и снова плещет водой. — Скорее сбрасывай одежду иначе до ужина она не высохнет.
Что мне остаётся делать? Я подчиняюсь. Забираюсь в душ, а потом заворачиваюсь в пушистое полотенце и переношу мокрую Айгюль на кровать. Но сегодня, в отличие от всех предыдущих раз, мне не удаётся полностью раствориться в животных наслаждениях. Слишком много мыслей раздирают мозг.
— Что с тобой сегодня? — ворчит Айгюль. — О ком ты думаешь?
— О твоём дяде… — вру я.
— Немедленно выбрось его из головы, — строжится она. — Мне неприятно осознавать, что он незримо находится рядом с нами.
— Я стараюсь, Айгюль. Я стараюсь…
Ближе к вечеру мы с Айгюль едем в «Узбекистан». Кроме Ферика на ужине присутствует и Абрам. Он распускает хвост, в рамках приличия, конечно, но горящих глаз с неё не спускает.
— Что вы такое говорите, Мамука Георгиевич, — усмехается Айгуль на его слишком смелые речи. — Я ведь девушка скромная и стыдливая, не пристало вам меня смущать.
Разговор идёт ни о чём, я так понимаю, это всего лишь небольшой тимбилдинг для укрепления дружеских связей в коллективе. Но коллектив больно разнородный. Абрам на меня практически не обращает никакого внимания, пожирая глазами красавицу Айгюль, а Ферик нейро-лингвистически программирует меня на битву с Туманом. Действует он довольно тонко, надо заметить. Айгюль же, по её собственным словам, сказанным до начала ужина, ждёт не дождётся, когда мы вернёмся в гостиницу и снова окажемся в постели. Со всеми правилами соблюдения конспирации, разумеется.
С вечера я созваниваюсь с Мартой и договариваюсь на встречу. Ещё я звоню Скударнову и Жоре Брежневу и договариваюсь поужинать с ними вечером послезавтра. На следующий день Айгюль остаётся в Москве, а я лечу в Ригу. Пью там замечательные сливки, ем глазированные сырки и дышу особенным морским воздухом.
Я встречаюсь с Маркуссом Янисовичем и с Мартой в гостинице. Мы ужинаем и обсуждаем мой совершенно исключительный заказ для казино. Полный эксклюзив. Денег в достаточном количестве у меня с собой нет, но мы договариваемся, что в ближайшее время их привезёт курьер. Сейчас важно обсудить главные моменты.
Вечером я брожу по узким улочкам старого города, а утром улетаю в Москву. Злобин великодушно предоставляет мне машину и отель. В принципе, сейчас у меня дел в Москве нет, и я остаюсь здесь только ради встречи с моими друзьями-охотниками.
Они приглашают меня в «Прагу», но я уговариваю их на «Метрополь», имея в виду, что в нём прослушки нет, а «Прага» нашпигована всевозможными устройствами и сексотами.
Я звоню Наташке, Платонычу, Трыне, а ещё новосибирскому гэбэшнику Прокудину. Ну, а после всех этих переговоров иду ужинать. Я вручаю своим друзьям дары в виде рижского бальзама, коробок с мелкой копчёной рыбёшкой, хлеба и сыра с тмином.
— Егор, — смеётся генерал, — ну ты даёшь! Ты думаешь, мы тут голодаем в бедной и нищей Москве?
— Нет, конечно, — улыбаюсь я, — просто привёз вам то, что мне очень нравится, чтобы немного вас порадовать.
— Порадовал, правда, — довольно кивает Жора. — Так, торт французский все будут?
Вечером, когда я возвращаюсь в гостиницу и падаю в постель, мне звонит Злобин и сообщает, что в ЦК ВЛКСМ действительно имеется жалоба на Новицкую и касается она меня.
Покровительство никчёмному мне, нарушение принципов демократического централизма, нарушение всех других существующих принципов, аморальное и недостойное поведение, запугивание начальника штаба Комсомольского прожектора и много прочей белиберды. Что придумал, то и написал. Разумеется, Снежинский.