Кремлевское кино
Шрифт:
Все дружно и радостно подняли руки.
— А теперь, товарищи, посмотрим, какой сюрприз нам подготовил другой кино… — Сталин хотел сказать «кинодел», но глянул на жену, вспомнил, как ей не нравится это его словцо, и закончил: —…режиссер.
Он сел обратно на свой стул, и свет в зале погас. На черном экране лучом прожектора стала высвечиваться медленно вращающаяся темно-серая башня Татлина, и заиграла музыка, напоминавшая звуки вьюги. На нижнем ярусе башни высветилось белыми буквами: «Путевка в жизнь — производство Межрабпомфильм», и дальше луч прожектора выхватывал с ярусов башни изначальные титры: «над фильмом работали — Н. Экк, немой сценарий — А. Столпер, Р. Анушкевич, оператор — В. Пронин, художник — И. Степанов, звуковой сценарий — Н. Экк, Яков Столляр…»
— Какое оригинальное решение, — сказала Надежда Сергеевна.
Муж зыркнул в ее сторону. Решение и впрямь совершенно неожиданное и интересное. Но — башня Татлина! Этот художник-авангардист, чокнутый футурист, основатель русского конструктивизма, мечтал о строительстве спиралевидных вращающихся зданий с вынесенными наружу несущими конструкциями. Башня, названная его именем, рассматривалась одновременно как памятник Третьему Интернационалу и как грандиозное здание для многочисленных учреждений. Она была поставлена на кубическое основание с периодом полного поворота вокруг своей оси в один год. На нем нижняя часть круглой пирамиды с циклом вращения в один месяц, следующий ярус — в одну неделю, далее — в сутки, а самая верхняя часть — с полным оборотом в течение часа. Что и говорить, захватывающее дух сооружение, да только средств в двадцатые годы на подобное строительство — шиш. И в итоге башня, ставшая главным мировым символом конструктивизма, не имела будущего, и даже все ее макеты со временем куда-то таинственно исчезли. А сам Татлин, прославившись еще и проектом летательного аппарата с остроумным названием «Летатлин», преподавал теперь скромненько во ВХУТЕМАСе, и мало кто о нем помнил.
Режиссер не мог не знать отношения Сталина ко всем этим конструктивизмам и футуризмам, которые он сердито называл архитектурной инфлюэнцей, а Надежда Сергеевна издевалась над ним: Иосиф Виссарионович у нас любит под старину, рюшечки-завитушечки, всякий там ампир, все, что навсегда кануло в Лету, и только нэпманы со своими мещанскими вкусами к себе в дом тащат. Вращающаяся башня в самом начале фильма рассердила главного зрителя, но он все еще хранил в себе весенний радостный настрой и даже шепнул Татке, желая и ее вывести из ставшего обычным желчного расположения духа:
— Башня Таткина.
Она снисходительно улыбнулась, оценив попытку сближения. Буквами на весь экран: «Композитор Як. Столляр, звукооператор Е. Нестеров», — и теперь уже почти все догадались, в чем сюрприз. И только после композитора и звукооператора тоже большими буквами: «Режиссер Н. Экк».
Режиссер Н. В. Экк. 1930-е. [ГЦМК]
Как и Эйзенштейн, Экк родился в Риге. И тоже начинал в театре у Мейерхольда. Настоящее имя — Юрий Витальевич Ивакин, но почему-то стал Николаем Владимировичем, а псевдоним Экк — экспериментатор кино. Ишь ты, поди ж ты! Ну все причины послать его куда подальше. Но Сталину он вдруг, вопреки всему, понравился: хорошее, открытое лицо, зачесанные назад волнистые волосы, подвижный и явно без прибамбасов в башке, и вот на тебе — башня Татлина! Теперь уже вся озаренная ярким светом. Ну, посмотрим, что дальше.
Нарочито выделенными в титрах буквами: «звук снят по системе „Тагефон“». Молодой выпускник физмата Московского университета Павел Тагер пять лет назад изобрел оригинальную систему звукового кино, основанную на модуляции светового потока, и назвал ее своим именем, но два года добивался патента, и лишь теперь его детище получило настоящую путевку в жизнь.
Первый интертитр: «1923 год». На экране — лицо в кепке и с дымящейся козьей ножкой в зубах. Следующий интертитр: «Будьте уверены, свой в доску». Очень важно, какие первые звуки войдут в советское кино. Первый звук — заводской гудок, потом свисток милиционера и паровозный гудок. Труд, порядок, движенье. Хороший ход. Интертитр: «Фомка Жиган», Михаил Жаров. Персонаж и актер. Где-то он его уже видел и запомнил… Ах да, года три назад, в «Человеке из ресторана» по повести Ивана Шмелева, хорошего писателя, жаль, сбежавшего в эмиграшку. Фильм снял Яков Протазанов, и главному зрителю тогда очень не понравилась игра хваленого Михаила Чехова. Ах, Моцарт сцены, ах, человек с тысячью лиц! А в протазановской ленте играл официанта Скороходова нарочито слюняво и глупо, безобразно переигрывал. Сталин тогда так и заявил, и вскоре Моцарт сцены не вернулся с гастролей по Германии, видите ли, устал от революционных перемен в России, туда и дорога! От эмигрантской жизни, поди, не так устанешь, паяц.
А вот Жаров в «Человеке из ресторана» запомнился, там он играл наглого официанта, беззастенчиво обирающего богатых пьяных посетителей, вор, но ведь, собака, экспроприирует у экспроприаторов, и причем так лихо, с веселой мордой. Яркий и перспективный актер.
Письмо А. Коутса И. В. Сталину о производстве звуковых фильмов в СССР. 3 июня 1931
Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф А. Коутса. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 756. Л. 75]
Но какие будут первые слова? Что станет нашим советским «Минуточку, минуточку, вы еще ничего не слышали»?
И строй блатных голосков запел: «Жил-был на Подоле Гоп-со-смыком». Ну уж нет, товарищи, это никак не годится! Главный зритель поерзал на стуле и стал смотреть эпизод, как в углу беспризорники во главе с Мустафой режутся в картишки, а потом воруют чемодан у богато одетой раззявы в хорошем пальто и передают его Жигану. Первые слова, сказанные с совпадением звуков и шевеления губ: «Гражданка, вы уронили рубль». Опять не то. Зря вы, товарищи, хлопаете в ладоши. Нужна какая-то ударная фраза, с которой пойдет советское звуковое чудо.
Лелька по кличке Мазиха в исполнении Марии Гонты перехватила чемодан у Жигана и усвистала с ним в трамвае.
— Папа, это Грета Гарбо? — спросила Сетанка.
— Точно, она, — засмеялась Надежда Сергеевна ехидно, потому что Мария Гонта ну никак не похожа на бешено популярную голливудскую шведку, в которую, по ее твердому убеждению, муж влюбился, когда года три назад они вместе смотрели фильм «Соблазнительница». Грета Ловиса Густафссон, известная под сценическим псевдонимом Грета Гарбо, играла женщину, умело соблазняющую мужчин, и играла так эротично, что главный зритель Страны Советов невольно взволновался. Внутренне себя проклиная, он хотел смотреть на ее влекущие, чарующие движения, а проклятые интертитры назойливо вторгались: пять секунд Елена, десять — длиннющие титры, и так постоянно.
Когда придет звук, никакой наглый интертитр не влезет и не станет мешать любоваться женской красотой!
Впрочем, красавицей Грету Гарбо Сталин и сам не признавал, ему не нравились кокоточные девицы парижского типа, он любил томных кареглазых женщин с тяжелыми длинными волосами, как у его любимой Таточки, его царицы Тамары. И теперь, после кражи чемодана, на экране полетела в небо пышная шевелюра, и хорошая женщина, не такая, как Лелька Мазиха, стала их расчесывать.
— Как у тебя грива, — шепнул главный муж страны своей жене, и главная жена ответила секундной улыбкой.
В светлом счастливом доме мать, отец и сын наряжаются в чистые одежды, и мать говорит: «Отец, а ведь Кольке нашему сегодня пятнадцать лет исполнилось». Сталин посмотрел на сына и пасынка. Пройдет еще пять лет, и они тоже станут пятнадцатилетними, вполне взрослыми. Примерно в таком возрасте он стал увлекаться марксизмом. Хороший роман есть у Жюля Верна — «Пятнадцатилетний капитан», вот бы по нему фильм сделали.
Мать отправилась за покупками, чтобы отметить день рождения сына; возвращаясь домой, возле подъезда пыталась задержать одного из беспризорников, укравшего пару яблок, тот сделал ей подсечку, она упала и ударилась затылком о заледеневшую ступеньку. Сталин ощутил, как вздрогнула бедная жена, смотреть такое ей, которую так измучили головные боли… Он робко взглянул на нее. Она поморщилась, но сдержалась.