Кремлевское кино
Шрифт:
Письмо И. В. Сталина начальнику Главного управления кинематографии при СНК СССР Б. З. Шумяцкому с приветствием к работникам советской кинематографии в честь ее пятнадцатилетия. 11 января 1935
Подлинник. Машинописный текст. Правка — автограф И. В. Сталина. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1077. Л. 25]
Горького наконец полностью приручили. На памятном ленинском вечере в Большом театре вон какую речь толкнул о том, что Сталин это Ленин сегодня, в сущности, повторив фразу из свежей статьи Анри Барбюса.
Пятнадцатилетие «Совкино» прошло на славу, везде толпы народа, восторженно признают новый советский кинематограф — «Чапаева», «Веселых ребят», «Героев Арктики», «Юность Максима». В Большом театре торжественное заседание с вручением немыслимого количества правительственных наград, одних только орденов Ленина одиннадцать штук: Шумяцкому, Грузу, Тагеру, Пудовкину, Эрмлеру, обоим Васильевым, Довженко, Чиаурели, Козинцеву, Траубергу. А как там у вас, господа французы, так ли щедро сыплют на киношников Почетным легионом? Четырнадцать орденов Трудового Красного Знамени, пять Красной Звезды, включая Дзигу Вертова и Григория Александрова. Почему последнему не дали орден Ленина? Он и так чрезмерно обласкан, еще зазнается. И жена у него уж больно хороша, чем не награда? Надо еще послужить, а там видно будет. «Веселые ребята» столько денег принесут, бери лопату побольше, даже не совковую, а ту, которой снег расчищают.
Званиями народного артиста СССР удостоили Бабочкина и Гардина, заслуженными деятелями искусств СССР стали Эйзенштейн, Зархи, Тиссэ, Кулешов, Протазанов, Рошаль, Юткевич, Москвин, Посельский, Кауфман и еще шестеро, а уж заслуженных артистов республики человек двадцать стало, включая Птушко, Шуб, Чиркова, Барнета, даже Хохлову, которая Сталину так не нравилась, но и Орлову, которая ему, наоборот, нравилась очень.
Сидя на Ближней даче, он курил свою нескончаемую трубку «Данхилл», а иной раз и сигары, ароматные кубинские и крепчайшие ямайские, пытался заглушить воспоминания о друзьях и жене. Представлял себе, как возьмет да и уведет у Александрова его Любку, и кому какое дело! Ему еще только пятьдесят пять исполнилось, а он как бирюк, потерявший волчицу и вынужденный жить в одиночестве, вдалеке от стаи, ходить своими глухими тропами, лить свои бирючьи слезы.
А что? Вскружить голову этой Любаше, ограбить партийную кассу, как когда-то они грабили буржуев, и махнуть куда-нибудь… Куда там? В Мексику, что ли? Да хоть бы и в Мексику, будь она неладна, какой скандалище из-за нее пришлось лично замять.
Этот 1935-й стал поистине годом советского кино. Не только пышный юбилей отметили, но и по инициативе неугомонного Шумяцкого затеяли в Москве в большом здании на Васильевской международный кинофестиваль. Жаль, что Муссолини обогнал и уже успел провести два таких фестиваля в Венеции, первый — показушный, но на нем все равно лучшим фильмом провозгласили «Путевку в жизнь» Экка, а второй уже соревновательный, с присуждением призов, на него от СССР отправили «Чапаева», «Веселых ребят», «Героев Арктики», «Грозу», все эти фильмы были лучшими, а не получили ни одного приза. Муссолини во всем стал слушаться Гитлера, а Гитлер назвал коммунистов врагами номер один.
Первый Московский сразу объявили соревновательным. Приехали режиссеры, актеры, операторы и сценаристы из Америки, Франции, Италии, Англии, Чехословакии, Австрии, Польши, Венгрии, Швеции, Норвегии, Персии. Должны были еще и китайцы, но трудно добирались и не успели даже к закрытию, их пришлось потом отдельно принимать, привечать, потчевать.
Из семидесяти фильмов отобрали около тридцати. В жюри посадили Эйзенштейна, Пудовкина, Довженко, француза Дебри и председателя Всесоюзного общества культурных связей с заграницей Александра Аросева, того самого, который в ноябре семнадцатого подписал приказ о расстреле Кремля из орудий. Во главе жюри, естественно, встал Шумяцкий. Наших фильмов, конечно же, оказалось больше всех — восемь, и все лучшие. Что делать? Шумяцкий придумал ловкий выход из положения, и главный приз — Большой серебряный кубок — присудили не отдельному фильму, а киностудии «Ленфильм» за картины «Чапаев», «Юность Максима» и «Крестьяне». Малый серебряный кубок дали Рене Клеру за «Последнего миллиардера». Третий кубок, тоже серебряный, но поменьше второго, получил Уолт Дисней за его многочисленные мульти-пульти. Семь фильмов удостоили почетными грамотами фестиваля.
И. В. Сталин на трибуне. 1930-е. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1650. Л. 19]
И все бы хорошо, если б не скандал во время внеконкурсного показа нашумевшего американского фильма о мексиканской революции «Да здравствует Вилья!»
— Мексиканские повстанцы в одном из эпизодов запели песню, которая один в один — марш из «Веселых ребят», — докладывал Шумяцкий, отозвав Сталина в сторонку во время заключительного заседания кинофестиваля, проходившего в Колонном зале Дома Союзов. — В зале стали смеяться и подпевать: «Легко на сердце от песни веселой…» и — эт цетера, эт цетера…
— Что, прямо один в один?
— Абсолютно.
— Успели уже слямзить американцы!
— Да нет, товарищ Сталин, это было бы куда радостнее.
— Неужели наши?
— Песня народная мексиканская, еще прошлого века. Называется «Аделита». Памятуя о том, что режиссер Александров не так давно путешествовал по Мексике, нетрудно сопоставить. Он слышал эту популярную в мексиканском народе песню, запомнил, потом напел ее Дунаевскому, и тот ничтоже сумняшеся использовал мелодию для своего марша.
— Ну, он хотя бы как-то ее переделал?
— Да почти нет. Узнается с первых аккордов. Какой-то выскочка прямо в зале на Васильевской вскочил и заорал: «Дунаевский! Вы здесь? Вы слышите меня? Вы — подлец! Вы — вор!» И все в таком духе.
— Вот уж беда, откуда не ждали. Теперь держись, раздуют буржуи скандал. Ну как же можно было так опростоволоситься! Почему вы не проследили?
— Виноват, надо было мне заранее эту американскую фильму посмотреть.
— А что же вы не посмотрели?!
— Виноват, товарищ Сталин.
— Орден Ленина мне на стол положите, если скандал разгорится на весь мир! Понятно?
— Не разгорится. Не на весь мир.
Через несколько дней в Кремлевском кинотеатре накануне очередного просмотра в руках у Сталина трепыхалась, пытаясь вырваться и улететь в теплые края, «Литературка» со статьей Александра Безыменского «Караул, грабят!»
— Сволочь, сволочь и сволочь! — возмущался Хозяин. — Как иезуитски все преподнес! Только послушайте: «Товарищ Дунаевский и товарищ Александров! Почему же вы спите? Единственное, что есть хорошего в вашем фильме, музыка. А ее похитили. Протестуйте! Единственную ценность сперли! Восстаньте!» И дальше все в таком духе. Якобы американцы словчили, сбондили музыку у Дунаевского и Александрова. Эдакий особый прием обвинения.
— Да кто такой этот Безыменский, ничтожество! — лепетал Борис Захарович. — Говорят, Булгаков новый роман пишет, «Копыто инженера» называется, так он там этого Безыменского выводит под фамилией Бездомный. И этот Бездомный — продажный поэт, бездарно пишет на потребу. Автор трескучих стишат.
— Он такой и есть. Хорошо помню, как Маяковский писал про Безыменского. — Сталин в сердцах швырнул газету на пол и стал раскуривать трубку. — Там у Маяковского: «Мы, как спирт в штофе, а этот Безыменский — морковный кофе».