Кремлевское кино
Шрифт:
Еще недавно живого и подвижного вятича, которого, казалось, и пули не должны пробить, привезли из Ленинграда в Москву, чтобы сжечь и в урне замуровать в Кремлевской стене. А вечером накануне похорон в Кремлевском кинотеатре Шумяцкий уже показывал Хозяину готовые части документального фильма об убитом. Собралось человек десять, в гробовом молчании они смотрели, как ныне уже неподвижный человек живет на экране.
Когда зажегся свет, минуты две молчали, прежде чем сдавленным голосом заговорил Сталин. Он говорил о мелькании кадров, мешающем сосредоточиться, просил что-то убрать, а что-то усилить, больше показать скорбь рабочих Ленинграда и Москвы, найти самые лучшие портреты дорогого Мироныча. Потом стали слушать звуковые записи, и, услышав голос друга, Сталин всплакнул. Когда запись окончилась, сказал:
— В этой речи — весь Киров. Он и простой близкий товарищ, и пламенный трибун, и волевой человек. Запись его голоса многого стоит. А в соединении с кадрами кинохроники… Вот когда особенно сильно выступает роль кино и как документа, и, что особенно важно, как художественного произведения, находящего такие черты сходства с оригиналом, которые обычно не замечают и которые, вместе с тем, будят лучшие и наиболее яркие воспоминания о виденном или, как в данном случае, о близком безвременно ушедшем человеке.
И. В. Сталин, С. М. Киров, Н. М. Шверник, Н. П. Комаров. 1926. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1652. Л. 10]
Шумяцкий решил блеснуть идеей:
— Мне кажется, надо в ближайшее время записать речи всех руководящих товарищей. Ведь это нужно и сегодня, и завтра, тем более для истории. Более чем досадно, что это не делается.
— Хочешь сказать, что Киров не последний? — насторожился Ворошилов. — Может, даже знаешь, кто следующий?
— Боже упаси! — воскликнул Борис Захарович, понимая, что пропал, не вовремя вылез со своим предложением. — Я просто для истории. А то потом хватятся: где голос? Нет голоса. Что же вы, товарищ Шумяцкий, прошляпили!
— Вообще-то Захарыч дело говорит, — одумался нарком обороны. — Только нашей небрежностью можно объяснить отсутствие у нас записей этих речей. Потом же нам этого не простят.
У Шумяцкого отлегло, спасен. Тут и Хозяин похвалил:
С. М. Киров. 1920. [РГАКФД]
— Работники хроники хорошо поработали. Они сумели заснять все и просто, и вместе с тем показать подлинные чувства Ленинграда, Москвы и страны. Это важно. Если эту ленту хорошо смонтировать и оформить, она будет смотреться не хуже «Чапаева». Спасибо, товарищ Шумяцкий.
Домой Борис Захарович в ту ночь не пришел, готовил все для съемок похорон. Понимал, что, если сплоховать, можно и с жизнью попрощаться. Угораздило же его оказаться на передовой — там, где советское кино начало наступление на всемирный кинематографический фронт.
После похорон Кирова Хозяин выглядел не лучше, чем после самоубийства жены. Никого он не любил в последнее время больше, чем Мироныча, даже на Ближней даче только для него отвели отдельную комнату, в баню Сталин предпочитал ходить один, и лишь Кирову разрешал разделить с ним это удовольствие.
Ну, теперь надолго про кино забудет!
Ан нет, уже на третий день после того, как урну с прахом замуровали в Кремлевской стене, Сталин вспомнил про Зимний сад и снова смотрел «Чапаева» вместе со Светой и Васей, наркомом пищепрома Микояном, Орджоникидзе, Кагановичем, Ждановым и этим, которого Шумяцкий терпеть не мог. Борис Захарович с юмором относился к шуткам над евреями, если и впрямь это было остроумно. Но первый секретарь Грузии позволял себе словечки, в которых так и сквозила ненависть к жидам. Фраза из расхожего анекдота «вы будете смеяться, но Сарочка тоже умерла» в его устах звучала так, что, когда он ее произносил, где-то наверняка умирала очередная Сарочка. И если ты руководишь Грузией, какого черта так подолгу задерживаешься у нас в Москве? Приехал, поучаствовал в похоронах, так и вали к себе в Сакартвело.
Посмотрев в очередной раз творение Васильевых, Сталин отметил, что простота и задушевность картины доходят до сознания зрителей без насилия над ними. Потом по просьбе Берии смотрели грузинскую ленту «Последний маскарад» режиссера Чиаурели, и Шумяцкого покоробило, когда главный зритель вроде бы пожурил грузинского секретаря, а на самом деле похвалил:
— В этой фильме столько нагромождений, такие запутанные ситуации, что трудно порой разобраться, о чем речь. Этой фильмой товарищ Берия хорошо достигает только одну цель: показать, насколько город Тифлис нуждается во вложениях для ремонта и переустройства.
Б. П. Чирков в фильме «Юность Максима» («Большевик»). 1934 Реж. Г. М. Козинцев, Л. З. Трауберг. [ГЦМК]
А еще через пару дней в Кремлевском кинотеатре Шумяцкий впервые показал Хозяину «Юность Максима». Новый механик Пятилапов опять долго возился с аппаратурой, и нарком кино отвлекал главного зрителя просьбами добавить на кинофикацию еще сто тридцать миллионов рублей. Сталин ворчал, что, как всегда, без него ничего не решается, звонил Молотову, тот торговался, уменьшал сумму до тридцати, Сталин требовал семидесяти и в итоге вернулся на свое жесткое кресло в первом ряду с обещанными пятьюдесятью миллионами.
— Мало, мало и мало! — кипятился Шумяцкий. — Надо еще восемьдесят. Я пришлю конкретную записку.
— Заодно отчитайтесь, как идет подготовка к юбилею советского кино.
— Стало быть, не отменяется?
— Не отменяется, но перенесем. Покуда Миронычу не исполнится сорок дней.
Наконец стали смотреть кино. Из зрителей были только Сталин с сидящими по обе стороны от него Сетанкой и Васькой Красным. Следил, как они воспринимают новую картину, и Борис Захарович внутренне молился: о, мейн Гот! Внуши этим неразумным мальчику и девочке, чтобы им понравилось! Гот услышал его мольбы, Вася расхохотался в самом начале, когда под Новый год по снежному полю мчатся тройки, в них буржуи веселятся, цыганки поют, а какой-то пьяный буржуек в котелке откупоривает шампанское и тут же выбрасывает бутылку. Дальше Вася и Света то и дело посмеивались, смотрели на экран с интересом. Сталин поначалу пыхтел, не все ему нравилось:
— Что он так глупо дергается? А эта Наташа почему все молчит и молчит?
Когда в полицейском участке измеряли рост Максима и назвали метр шестьдесят девять, он усмехнулся:
— Вот хитрецы!
Явно имея в виду режиссеров, сделавших своего главного героя такого же роста, как главный зритель.
И тоже стал все чаще посмеиваться, видно было, что игра Чиркова ему нравится.
— Знакомый артист, — сказал он, когда фильм закончился. — Где я его видел? Постой-ка, так ведь в «Чапаеве» же: «И куда крестьянину податься?» Он ведь?