Кремлевское кино
Шрифт:
— В любом деле надо быть внимательным, — ответил главный читатель. — И в кино, и в литературе, и в политике. Вот тут немец курит сигару, а у Мопассана длинную фарфоровую трубку. Уж это я, как сам курящий, не мог не запомнить. А этого эпизода с сапогами в рассказе вообще нет. Но эпизод придумали хороший, он бьет его сапоги, а потом возвращается и ставит их аккуратно на место. Подлинное поведение ура-патриота.
В том месте, где Фоланви спрашивает у Пышки, не изменила ли она своего решения отказать прусскому коменданту в его домогательствах, и она в ответ кричит на него, а потом отвечает на вопросы, чего пруссак от нее хочет, режиссер стыдливо не вставил интертитры.
— Чего она вопит, Иосиф? — спросил Ворошилов.
— Она верещит, чтобы сказали этому пакостнику, этой прусской сволочи, что никогда не согласится. Слышите? Ни за что! И тут она признается: «Чего он хочет? Хочет спать со мной!» Товарищ Шумяцкий, передайте режиссеру, чтобы вставил тут интертитры, а то некоторым непонятно, видите ли. Им хочется подробностей.
Афиша. Фильм «Пышка». Реж. М. И. Ромм. 1934. [Из открытых источников]
И в конце, когда Корнюде пытается тайком поприставать к Пышке, а та лупит его и что-то кричит, Сталин заметил, что нужен интертитр:
— У Мопассана этого нет, там она лишь хочет крикнуть им в морды, какие они все сволочи, но у нее слова застревают в горле, и она лишь плачет. Но для фильмы, думаю, этот эпизод необходим. Пусть только добавят интертитр с ее словами. Мол, какие же вы все грязные свиньи и сволочи.
Когда просмотр завершился, часы показывали час ночи.
— Ну что ж, сильно и культурно скомпонованная экранизация, — сказал главный зритель. — Поставлено с размахом и художественным смыслом. И очень хороший момент, когда немецкий сопровождающий дает Пышке кусок какой-то еды, а эти гады возмущаются, что она берет еду у врага. У Мопассана этого нет, но создатели фильмы хорошо придумали. Я смотрю, в кино можно иногда что-то добавить, чего нет у писателя. И молодцы операторы. Где это снято?
— Да опять-таки у нас в Москве, на Потылихе, — ответил Шумяцкий.
— Вот видите, товарищ Каганович, ваша Москва снова впереди. Это неплохо. Картина интересная. Вообще Мопассан дает много хороших сюжетов.
— Жалко, картина не звуковая, — посетовал Жданов.
— Конечно, мы быстро привыкли к звуковым, — сказал Хозяин. — Но не забывайте, что огромное количество экранов пока немые, а такие картины, как эта, должны видеть массы. Какое у нас соотношение немого и звукового?
— Один к одному, товарищ Сталин, — доложил Борис Захарович, — но звуковое уже начинает менять это соотношение.
— А у Мопассана тоже монахини уговорили Пышку отдаться пруссаку? — спросил Молотов.
— Почти так, — припомнил внимательный читатель. — Там старшая монахиня говорит, что ради любви к ближнему некоторые святые совершали такие поступки, какие в обычных обстоятельствах выглядят преступными. И ее слова становятся определяющими в принятии Пышкой решения отдаться. А кто там режиссер фильмы?
— Ромм, — ответил нарком кино с такой гордостью, будто говорил о собственном сыне. — Михаил Ромм. Кстати, владеет французским языком и сам делает новые переводы из Флобера и Мопассана. А в кино это его дебют.
— Для дебюта очень неплохо. А Пышку кто играет?
— Галя Сергеева, совсем еще молоденькая, двадцать лет. Актриса театра-студии Рубена Симонова. Бедняжке нарочно пришлось поправиться килограммов на пятнадцать, пила пиво со сметаной, чтобы соответствовать образу.
— Да уж, бедняжка, — усмехнулся Сталин. — Хорошая Галя Сергеева, убедительно сыграла. Что-нибудь еще покажете коротенькое?
Напоследок Шумяцкий показал свежий выпуск новостей, а когда покидали Зимний сад, Сталин ехидно промурлыкал ему в ухо:
— Так что там заверещал великий Ленин?
— Ну това-а-арищ Сталин! — покраснев, прогудел Борис Захарович.
В бывшее здание Сената генеральный секретарь партии большевиков возвращался в прекраснейшем настроении.
Шумяцкий сдержал слово и ровно через неделю привез в Кремлевский кинотеатр Александрова с полностью смонтированной картиной. Оба, и нарком кино, и режиссер, сильно нервничали, а тут еще аппарат заело, пришлось томительно ждать починки. Сталин рассердился и вдруг как-то зло спросил Бориса Захаровича:
— Программа готова?
— В целом… В общих чертах… — залепетал бывший герой Гражданской. — Словом, программа намечена и подбирается для отправки в Венецию.
— В основных чертах. А в остальных чертах как? — еще злее спросил грозный Хозяин. — Вы меня не поняли. Я говорю не о программе Венецианской выставки, а о программе развернутых мероприятий по кино, в чем я взялся крепко вам помочь. Я знаю, что вы всегда были хватким. Хорошо помню ваши дальневосточные дела и интересно проведенную монгольскую операцию.
— Он ведь брал в плен самого Унгерна, — поддержал наркома кино наркомвоенмор.
— Еще больше, — вдруг перестал казаться злым генсек. — Он, имея против себя Реввоенсовет во главе с Троцким, создавал независимое монгольское народно-революционное государство. А вот сейчас что-то мямлит.
— Я действительно не понял, о какой программе идет речь, — все еще лепетал Борис Захарович. — Извиняюсь, что задержал с составлением. Она у меня уже набросана вчерне, даже вот с собой. Хочется тщательно отработать.
— Не хотите продешевить? — усмехнулся вдруг добрый-добрый Хозяин.
— Конечно. Раз вопрос ставится широко, зачем же его суживать? Завтра к полудню обязательно сдам вам программу. — Теперь Шумяцкий стал грозным и, оглянувшись, зло крикнул в сторону окошка киномеханика: — Ну, что там, едрига-коврига?!
Александров сорвался с кресла и убежал в будку к проекторам, из окошка донесся его гневный голос:
— Да вот же! Что вы, слепой? Вы механик или кто? Да нельзя же так, мамуля!