Кремлевское кино
Шрифт:
— Они понимают, кто главный герой и что определяло успех создания фильма, — заметил Шумяцкий.
— Сколько им лет?
— Обоим где-то под тридцать.
— Говорите, рискуя жизнью, увозили отснятый материал?
— Да, товарищ Сталин, в пургу, на собаках.
— Им бы тоже Героев Советского Союза, — задумался Сталин.
— Многовато, — усомнился Киров, присутствовавший на просмотре вместе с Кагановичем, Ждановым и Постышевым.
— Тогда орден Красной Звезды обоим, — решил генсек. — И Шафрану, и Трояновскому. — Он посмотрел на наркома кино, у того на лице так и светилось: мне бы хоть какой орденок! — И вы молодец, товарищ Шумяцкий. Что-нибудь еще нам покажете?
— Второй выпуск «Ежа» вышел, товарищ Сталин.
— Валяйте.
Сатирический киноальманах Хозяин смотрел, не стесняясь смеяться, настроение зашкаливало, пожалуй, впервые после выстрела в Потешном дворце он так веселился. Жданов даже спросил:
— А не слишком ли содержание легкомысленное?
— Хорошее содержание, — возразил главный зритель. — Иначе бы подобные фильмы не были доходчивы. Молодец, товарищ Шумяцкий, надо и впредь развивать обе линии в документальном кино. И героическую, и комическую сатиру. А как обстоят дела с отдыхом у хороших советских кинематографистов?
— Открываем Дом творчества для них, специально построенную огромную усадьбу в Болшево.
— Похвально.
В следующие две недели Сталин в Зимний сад не ходил — много работы, накануне большого совещания в ЦК он весь день писал речь о Генеральном плане реконструкции Москвы, а когда завершил, с хрустом потянулся за рабочим столом и подумал, не позвонить ли Шумяцкому. К тому же из Грузии пришла на него жалоба, надо разобраться.
В девять часов вечера в Кремлевском кинотеатре собралось много народа. В первом ряду посередине в своем жестком кресле — Хозяин, слева от него — Шумяцкий, Каганович, Жданов, справа — Ворошилов, Енукидзе, председатель Комиссии советского контроля Куйбышев, за спиной — председатель Совнаркома Молотов и Орджоникидзе, совмещающий должности наркома тяжелой промышленности и председателя Высшего совета народного хозяйства. Первым делом Сталин обратился к наркому кино так грозно, что тот аж ножками засучил под своим креслом:
— Товарищ Шумяцкий, мне пришла на вас жалоба. Первый секретарь Грузии товарищ Берия пишет в письме, что вы и ваше ведомство совершенно не заинтересованы в развитии грузинского кино. Что выделяете катастрофически мало средств и кинопленки. Это так?
— Товарищ Сталин, у меня, как заверещал великий Ленин, социализм — это прежде всего учет. Так что можете ознакомиться с документами. Грузия получает ровно столько средств и пленки, сколько положено по одобренному вами плану.
— А почему вы сказали «заверещал»? — усмехнулся Сталин.
— Кто? Я?
— Да не вы, а великий Ленин.
— Я сказал: «завещал», — совсем поник Шумяцкий, и его стало жалко.
— Знаю я этих грузин как облупленных! — великодушно махнул рукой главный зритель. — Вечно прибедняются. Хоть втрое больше, чем остальным, дай им, все равно мало. Так и напишу Берии, чтобы не верещал. Ну, что будем смотреть, товарищ главный кинодел? Как вообще у вас на фронте?
— На фронте? — слегка расслабился Шумяцкий. — Наступление, товарищ верховный главнокомандующий. Ряд неплохих картин уже на выданье.
— Есть действительно великолепные фильмы, — поддержал его Ворошилов. — Например, о Донбассе «Восстание человека».
— А дряни, наподобие «Гармони», больше не ставите? — спросил Сталин.
— Не могу поручиться, что все производимые картины будут отменно хороши, — ответил Борис Захарович. — Среди них возможны одиночные случаи брака. Однако «Гармонь» я считаю не дрянью, а только посредственной фильмой молодого, подающего надежды постановщика.
— Не смягчайте, — сказал наркомвоенмор, — это пошлая картина. Ну где это видано, чтобы гармонь была превращена в рычаг классовой борьбы!
— Да, дрянь и безвкусица, куда ни глянь, — сердито будто выплюнул Каганович.
— Нет, а «Гроза», а «Любовь Алены»? — возразил Сталин. — «Сердце Турции», «Челюскин»? Картины настоящие, не какой-то там монтаж аттракционов. Научились ребята ставить. И актеров заставили хорошо работать.
Шумяцкий, судя по его виду, готов был, коли прикажут, руки целовать вождю, а тот продолжал гладить его по шерстке:
— Мы решили вам помочь. В ближайшее время вызовем вас, нужных вам работников, и вы нам скажете, что вам надо, чтобы вашу работу еще больше развернуть. И двинуть ее по-настоящему. Укажите, какие нужны еще средства, импорт. Какие необходимо построить заводы, что дать вам из оборудования, автотранспорта. Кино — это для страны стратегически важное дело. Как особый род войск. У вас заводы есть?
— Заводы у меня есть, но небольшие. А потребность огромна. Надо делать не только производственную аппаратуру, но и проекционную. Ее производство массовое, и на своих небольших заводах я ставить его не могу.
— А кто же изготовляет вам ее сейчас?
— Заводы товарища Серго. — Шумяцкий кивнул на Орджоникидзе. — Но они ее из года в год спецзаказами вытесняют. За последнее трехлетие количество выпущенных проекционных аппаратов сократилось в шесть раз.
— Нет, вам нужны собственные большие заводы, — сказал Сталин. — Построенные по последнему слову техники. На заводы Серго нечего рассчитывать. Свои вам нужны, свои. Наряду с заводами аппаратуры вам нужно быстро и хорошо строить большие заводы пленки и других предметов кино и фото. Полиграфия, издания, печать. Мы поможем вам в этом. Дайте ваши обоснованные предложения, продумайте, кого пригласить на этот доклад и постановку вопроса.
— Все подготовлю, — трепетал от восторга Шумяцкий.
— Помнится, еще Товстуха… Кстати, как он там, бедолага?
— Плох. Совсем доконал его тубер. Хорошо, если до следующего года дотянет, горемыка.
— Так вот, помнится, он мне в двадцать пятом году докладывал, что у нас две тысячи кинотеатров. А сейчас сколько?
— Эта цифра всегда у меня в голове, — с гордостью произнес Шумяцкий. — На данный момент двадцать девять тысяч двести кинотеатров.
— Молодец, хорошо работаете, — похвалил Сталин. — А сколько картин выпущено за последний год?
— Полторы сотни, товарищ Сталин. И большинство картин прошло вашу экспертизу. Стараемся!
— Давайте теперь «Челюскина» смотреть, — кивнул главный зритель. — Мои замечания учтены?
— Учтены.
И снова он смотрел ленту о героических подвигах наших полярников, погружаясь в ледяную, вьюжную атмосферу фильма настолько, что обмороженные ноги заныли, будто он снова тащился в сибирскую ссылку в легких ботиночках.
После просмотра заметил:
— Второй раз смотрю, впечатление такое же потрясающее. За эти полтора часа снова пережиты все волнения, ожидания. Воссоздано ощущение небывалого подъема страны при встрече челюскинцев и летчиков. А как идет реализация этой фильмы за границей?