Креолка. На острове любви

Сойер Шерил

Антуанетта осталась довольна угощением. Пришли два соседа с женами и привели еще одного гостя — вдовца из имения неподалеку: он расхваливал ужин, старался всем понравиться и много говорил, словно заменял молчащего Жервеза. Тот был мрачен и необщителен, пока одна дама не попросила его рассказать о последних парижских новостях. Ее потрясли его связи в высших кругах.

Наблюдая за сидевшим во главе стола братом, Антуанетта поразилась тому, как легко он играет роль хозяина шато. Поль-Арман был внимателен, вел оживленную беседу и никому не давал повода скучать. Но Антуанетта понимала, чего это стоит ему. Когда все разошлись, он, не сказав ни слова, сел у камина и подпер голову рукой. Антуанетта

взяла книгу и расположилась напротив него. Она с радостью давала ему время собраться с силами и всегда ждала, пока он не заговорит первым, оправившись от усталости. Хотя Антуанетта оплакивала гибель девочек и Лилианы и очень жалела Поля-Армана, совместная жизнь с братом доставляла ей трогательное удовольствие.

Брат был любовью всей ее жизни. Антуанетта обожала его с самого детства, когда он руководил сестрой и потакал ей. Став взрослой, она не нашла мужчину, которого могла бы сравнить с ним. С братом Антуанетта забывала, что некрасива и скучна, и только он давал понять, что любит ее. Антуанетта думала, что будет ревновать, когда брат выбрал себе спутницу жизни, но не питала неприязни к его жене, спокойной и терпеливой. Антуанетта избаловала дочерей брата и относилась к капризам Люси и ветрености Марго терпимее, чем он. Антуанетта понимала, что люди считают ее странным существом, неудачницей, которая живет в доме женатого брата, став, в сущности, компаньонкой девочек во Франции, но была счастлива. Все закончилось в тот день, когда Мервиль вернулся из путешествия в порт Сен-Пьер без жены и дочерей и принес Антуанетте страшную весть, которую ей пришлось сообщить Полю-Арману.

Брата пронзила такая боль, что Антуанетта боялась за его разум. Он не выходил из дома, не мог ни есть, ни спать. Удрученность и подавленность сменялись неистовым возбуждением, когда он разражался безумными тирадами, обвиняя Мервиля в том, что он повез женщин в Лиссабон, не оказался рядом с ними во время катастрофы и выжил сам. Молодой человек, потрясенный случившимся, терпеливо выслушивал все обвинения. Это удивило Антуанетту, и она прониклась сочувствием к нему.

Между тем погибших не могли похоронить, ибо Поль-Арман требовал, чтобы открыли гробы, а Мервиль противился этому. Охваченная ужасом, Антуанетта поддержала Мервиля и ждала, когда брат окончательно выбьется из сил, понимая, что только тогда она добьется его согласия на похороны. Войдя в церковь, битком набитую людьми, Поль-Арман не разрешил Мервилю сесть на семейную скамейку и ни разу не взглянул на него во время заупокойной мессы. Он не удостоил ответа ни одного из членов семейств Мартиники, которые подходили к нему и выражали соболезнования.

На погребении были только они втроем и священник. Когда прозвучали прощальные слова и гробы опустили в землю, Поль-Арман обратился к сестре:

— Ну вот и все. Мне не дали проститься с ними.

Антуанетта не отходила от брата пять дней и валилась с ног от усталости, но его упрек терзал ее. Казалось, Поль-Арман считал, что она стремилась предать его семью земле, а он — сохранить ей жизнь. Мервиль обезумел от горя. Когда тесть набросился на него, он упал на колени рядом с могилой Марго и зарыдал. Поль-Арман вздрогнул и, посмотрев на него, изменился в лице. Приблизившись к молодому человеку, он коснулся его плеча. Антуанетта не слышала, о чем говорили, но когда Мервиль наконец поднялся, Поль-Арман обнял его. Заливаясь слезами, Антуанетта подошла к ним, и Поль-Арман взял ее за руку. Теперь все они плакали вместе. Когда они вернулись домой, Поль-Арман перестал игнорировать Мервиля. Антуанетта даже слышала, как брат глухим голосом говорил о «нашей утрате», выслушивая соболезнования соседнего плантатора.

Через несколько дней Поль-Арман отправился оформить продажу Риголе и возобновил ежедневный объезд «Каскадов», хотя ни с кем не разговаривал. Управляющие работали, как могли, а рабы с тревогой смотрели на хозяина,

когда он с холодным и отстраненным выражением лица проезжал мимо них на черном скакуне. По вечерам Антуанетта часто гуляла с братом вдоль верхних полей, и они возвращались через фруктовый сад. Порой он говорил о Лилиане, Люси и Марго. Когда его одолевали воспоминания, он ничего не утаивал от сестры и брал ее руку в свою. Никогда в жизни она не чувствовала себя столь полезной.

Однажды вечером, возвращаясь через фруктовый сад, он миновал завод, огородные участки и в надвигавшейся темноте направился к дому сестры, прошел на террасу и уселся на верхнюю ступеньку. Антуанетта разбудила домочадцев и, велев им зажечь свечи в салоне, встала рядом с ним. Он закрыл глаза, его плечи поникли.

— Побудь у меня, — сказала Антуанетта, — потом вернемся.

— Я не могу туда вернуться.

Она коснулась его плеча, но он отстранился и обхватил голову руками.

— Я не могу туда вернуться, — повторил он сквозь зубы.

Антуанетта молчала. Жизнь стала невыносимой, но Поль-Арман делал вид, будто примирился с ней, и не возражал, чтобы сестра заботилась о нем. Сегодня он не хотел отпускать ее. Антуанетта оставила его в темноте, и в конце концов он вошел в дом. Поль-Арман так и не вернулся в большой дом, а управляющих принимал в ее салоне. После поездок в порт Сен-Пьер он входил в дом сестры так, словно всегда жил в нем. На других он смотрел ничего не видящим взором. Поль-Арман подавлял чувства напряженной деятельностью. Он не скрывал от Антуанетты, что хочет бежать. Она не отговаривала его, и Поль-Арман был признателен ей за это.

С Моргоном он много времени проводил на свежем воздухе, хотя погода стояла скверная. Вечерами после ужина оба засиживались допоздна и разговаривали: Поль-Арман надеялся устать перед сном. Обычно это помогало ему заснуть.

В камине сместилось полено, он удивленно поднял голову и через силу улыбнулся.

— Твой первый ужин удался. Поздравляю тебя и благодарю.

Антуанетта улыбнулась в ответ.

— Наш кузен был не слишком весел. О чем ты говорил с ним наедине?

— Ни о чем особом. Признаться, он страшно надоедлив. Кузен отличился в Нанте — настроил моих бывших банкиров против меня. Я говорил тебе, что потерял след нашей беглянки? Братья Бертраны утверждают, что понятия не имеют, куда она делась, но тут ничем не поможешь. — Когда сестра закрыла книгу и подняла голову, он спросил: — Ты ведь не хочешь, чтобы я разыскал ее? — Антуанетта покачала головой. — Я так и подумал. Ты воспитала бунтарку у меня под носом и радовалась, когда она удрала, прихватив мое золото, а здесь много дней царил кромешный ад.

— Я не радовалась. Я гневалась не меньше, чем ты.

— Нет уж!

— Я же не могла угадать, что она захочет стать пиратом, после того как я дала ей почитать Вольтера.

— Дело не столько в книгах, сколько в играх, которыми вы увлекались. Отец Огюст рассказывал, что заходил к вам и видел, как вы беседуете за кофе, словно две светские дамы.

— Отец преувеличивает. Айша наливала кофе, а я пила его. Она не выпила ни капли кофе. Я не предполагала, что ты прислушиваешься к отцу Огюсту.

— Он нанес мне визит и болтал об утешении, которое дарует религия. Я ловко перевел разговор на другие темы. — Поль-Арман умолк и смотрел на огонь. — Видишь ли, Айшу, это странное существо с противоречивым характером, не следовало пускать в Старый Свет. У этой девочки, получившей первоклассное образование, душа дьявола и данные профессионального вора-карманника.

— Я не имею ни малейшего отношения к последним двум качествам!

— Не скажи. — Его губы скривились. — Помнишь, детьми мы играли в браконьеров в большой березовой роще и говорили о том, кем станем, когда вырастем? Я все еще помню, как ты уперла в бока свои маленькие кулачки, взглянула на меня и заявила: «Я стану разбойником с большой дороги!»