Креолка. На острове любви
Шрифт:
— Что же это все означает? — спросил шевалье и пожалел об этом, увидев, что Шарлотта вздрогнула и прикусила губу.
— Только одно: месье де Моргон хочет лучше познакомиться со мной. У меня нет возра… я также хочу этого.
— Мы должны пожелать вам хорошо провести время? — спросила графиня с беспокойством.
— Нет! То есть не сейчас. Пока нет. Я не стану предсказывать. — Голос Шарлотты затих, и они решили не мучить ее.
Шарлотта весь вечер чувствовала себя неловко. Когда она распрощалась, за ней последовал Жервез де Моргон. Когда они ушли, Мари де Рошфор со вздохом коснулась руки
— У меня такое ощущение, будто мое жилище превратили в дом свиданий. В обычных условиях это позабавило бы меня. Мой дорогой, скажите, почему мне так печально?
— Вы не думаете, что они будут так же счастливы, как и мы? — пробормотал шевалье, целуя ее в шею, пока никто не видел.
Графиня едва заметно улыбнулась и покачала головой, пожав ему руку.
— У меня неприятное предчувствие, что после этого кто-то станет несчастным.
На следующий день Ги де Ришмон и Дени Дидро вышли из кареты у Лувра, чтобы нанести визит художнику Буше. После того как его отвергла Шарлотта де Нови, Ги старался заполнить каждый день бурной деятельностью, чтобы не докучать ей ни лично, ни в письмах. Но он все равно постоянно слышал о Шарлотте от друзей и знакомых. Ги узнал, что она в прекрасной форме и столь же деятельна, как и он. Признаки недомогания, на которые ссылались дамы в монастыре, больше не проявлялись. Единственной неудачей, постигшей Шарлотту в последнее время, стала пара проигрышей в картах, но она перенесла это стоически.
Ги перестал искать встречи с Шарлоттой не из гордости, а из-за растерянности. Он не понимал ее. Сначала Ги твердил себе, что она отвергла его, испытывая стыд. Если бы он признался ей в страстной любви, Шарлотта согласилась бы, чтобы ее спасли. Потом Ги убеждал себя, что видит чужого человека с непонятными ему мотивами, которые постоянно будут разъединять их. Ги говорил себе, что должен уехать из Парижа, но почему-то оставался. Он держался в стороне от Шарлотты де Нови и вместе с тем лелеял безумную надежду на то, что однажды случайно встретит ее и весь запутанный клубок их отношений распутается.
Ги вместе с Дидро только что заходил в книжный магазин, и его друг предложил заглянуть к Буше и поболтать с ним. Они застали художника в его студии, большой комнате на верхнем этаже старого дворца. Свет падал на длинные столы, расставленные возле окон, и освещал все уголки комнаты. Стоя рядом с двумя высокими мольбертами, Буше что-то перебирал. Когда сообщили о приходе Ги и Дидро, он обернулся и вышел им навстречу с распростертыми объятиями.
— Добро пожаловать! Услышав стук колес, я решил, что мои сестры вернулись раньше обычного. Чем обязан вашему визиту?
Разговаривая, художник иногда живо кивал, соглашаясь с чем-то. Франусуа Буше, седовласый мужчина лет пятидесяти с лишним, отлично рисовал и писал масляными красками. Буше тянуло ко всему декоративному — он занимался и предметами мебели, и подготовкой придворного спектакля — костюмами, шторами, перьями и процессиями. Буше пользовался популярностью у аристократии и самых богатых людей Парижа. Он любил общество, и казалось, оно ничуть не мешает его работе.
Разговаривая, он расположил на стуле кусок бледно-голубого атласа так, чтобы свет падал на складки, придавая
— То, что надо. Будет прекрасно, если она такая же маленькая кокетка, как мадам де Бувье. Если нет, мне придется придумать что-нибудь другое.
— А, — протянул Дидро, взглянув на один из мольбертов, — вот и сама Бувье. Вы точно схватили ее злобную улыбку. Она придет за этим портретом?
— Нет, я заканчиваю его сегодня. Она попросила меня сделать пастельный набросок своей подруги: я не знаком с этой барышней, но меня заверили, что это поразительная личность.
— Мы не мешаем вам? — спросил Ги.
— Нисколько, оставайтесь и развлеките нас. Я уже слышу — они идут. Мадам де Бувье будет в восторге, увидев вас.
Вошла мадам де Бувье, и у Ги перехватило дыхание: ее сопровождала Шарлотта де Нови. Шарлотта сразу увидела его. Глаза девушки выразили ее чувства. Она любила его. Ги не мог ошибиться: он ощутил это всем своим существом. Оба замерли от неожиданности. Шарлотта опустила глаза. Через мгновение все прошло, но Ги был счастлив и забыл долгие дни мучений. Он уже не мог беседовать с друзьями, обществу которых радовался еще минуту назад. Ги не сомневался — им нужно лишь поговорить наедине и все недоразумения исчезнут.
Шарлотта подошла, опустив взор, и в знак приветствия коснулась его руки. Она почти не участвовала в общей беседе. Ги объяснял это тем же напряженным ожиданием, какое испытывал сам.
Мадам де Бувье позировала на задрапированном атласом кресле, а Шарлотта сидела в стороне. Дидро откинулся на спинку стула и развлекал дам остроумными рассказами, которые имели успех на последней вечеринке у мадам Жофрен. Ги не осмеливался приблизиться к Шарлотте, опасаясь заключить ее в объятия и заставить поклясться в том, что она любит его.
Буше наносил масляными красками заключительные штрихи на полотно. Он прикрепил планшет к другому мольберту, чтобы приступить к пастельному наброску мадемуазель де Нови. Художник посмотрел на атлас, покачал головой, снял его со стула и с очаровательной улыбкой предложил молодой женщине сесть.
— Пастель не идеальный материал, мадемуазель, вам подойдут самые роскошные масляные краски. Но я твердо придерживаюсь условий заказа.
Он попросил Шарлотту позировать под определенным углом. Где бы ни стоял Ги, ему не удавалось привлечь ее взор, и, пока Буше без видимых усилий делал плавные и уверенные мазки, Ги наблюдал, как на бумаге возникает неповторимый образ. Им овладело нетерпение; расхаживая по студии, он не участвовал в разговоре, опасаясь, что голос выдает его крайне напряженное состояние.
Посмотрев, как идут дела у Буше, Ги был потрясен: пастель раскрыла сущность Шарлотты. Художник точно передал густой румянец на щеках и форму полных губ. Ги сразу догадался, что ее предки жили в Африке. Буше нарисовал Шарлотту на фоне живописного мавританского пейзажа с пальмами и темными фигурами людей. Художник поместил Шарлотту в типичную для африканской принцессы обстановку, так что ее происхождение ярко отражалось на картине и не оставляло места для сомнений. Ги пришел в возбуждение: ему казалось, что всякий, кто увидит эту картину, будет смотреть на Шарлотту иными глазами. Тогда каждый догадается, что она рабыня.