Крепкие мужчины
Шрифт:
Она ни за что не полезла бы туда, где могли жить омары, мидии и морские черви невероятных размеров. Одному Богу было известно, кто там еще мог обитать, в этом мерзком иле. Когда на остров Форт-Найлз прибыли шотландцы, они вставали на прибрежные камни и длинными баграми вылавливали из ила живых омаров ростом с человека. В своих дневниках они приводили описания чудовищных пятифутовых омаров, древних, как аллигаторы, и покрытых толстой коркой ила. Веками никто не тревожил этих омаров, вот они и вырастали до таких невероятных размеров. Вебстер, рывшийся в иле голыми руками, порой находил окаменевшие клешни омаров размером с бейсбольную
В общем, Сенатору и Рут Томас приходилось сидеть и смотреть, как Вебстер едва не тонет. Что они могли сделать? Ничего. Они следили за ним в напряженном молчании и тишине – лишь иногда чайка пролетит. Они смотрели и ждали, и порой у них сердце сжималось от страха. А Вебстер, бродя по илу, ничего никогда не боялся. Время от времени останавливался по пояс в грязи и ждал. Он словно бы ждал чего-то неведомого – чего-то такого, что будет искать долго, но потом обязательно найдет. А может быть, оно найдет его. Немного постояв, Вебстер шел дальше по вязкому илу.
Рут не понимала, как он это делает. С берега казалось, будто со дна поднимался мостик, касался босых ступней Вебстера, а потом медленно и плавно переносил его в безопасное место. С берега все выглядело красиво.
Почему он никогда не застревал в иле, почему его не засасывало? Почему он ни разу не порезал ноги и руки ракушками, битым стеклом, не поранился о клешни омаров, о железо, камни? Все скрытые на дне угрозы словно бы учтиво расползались в стороны, давая дорогу Вебстеру Поммерою. Конечно, опасность грозила ему не всегда. Иногда он бродил в таких местах, где ил доходил ему только до лодыжек, у самого берега, и равнодушно смотрел себе под ноги. За этим наблюдать было скучно. Когда становилось совсем скучно, Сенатор Саймон и Рут, сидя на прибрежных камнях, заводили какой-нибудь разговор, как правило, про карты, путешествия, кораблекрушения и поиски сокровищ. Об этом Сенатор любил говорить больше всего, особенно о кораблекрушениях.
Как-то раз, ближе к вечеру, Рут сказала Сенатору о том, что, наверное, попытается найти работу помощницы на омаровой лодке. Это было не очень правдиво, хотя именно так Рут написала в длинном письме к матери днем раньше. Ей хотелось захотеть работать на омаровой лодке, но не таково было ее истинное желание. Она сказала об этом Сенатору только потому, что ей нравилось, как это звучит.
– Я подумываю, – сказала она, – поискать работу на омаровой лодке.
Сенатор сразу разнервничался. Он не мог слушать, как Рут говорит о море и о лодках. Он жутко переживал даже тогда, когда Рут с отцом отправлялась на день в Рокленд. Всякий раз, когда Рут помогала отцу в ловле омаров, Сенатор расстраивался. Каждый день он представлял себе, что она свалится за борт и утонет, что лодка может перевернуться и затонуть или разразится жуткий шторм и ее с отцом смоет за борт волной. И когда Рут обмолвилась о работе на омаровой лодке, Сенатор сказал, что он этого не переживет – так страшно ему, что она погибнет в море. Он сказал, что, будь его воля, он бы строго-настрого запретил Рут работать на омаровой лодке.
– Ты хочешь погибнуть? – спросил он. – Утонуть хочешь?
– Нет, я хочу заработать немного денег.
– Нет, ни за что. Ни за что. Не твое это дело. Если тебе нужны деньги, я тебе дам денег.
– Не самый достойный заработок.
– Но почему ты хочешь работать на лодке? С твоей-то головой? Лодки – это для балбесов вроде мальчишек Поммероев. Пусть они на лодках плавают. Знаешь, что тебе на самом деле нужно? Уезжай на материк и там оставайся. Живи хоть в Небраске. Я бы на твоем месте так и сделал. Убрался бы подальше от океана.
– Если ловля омаров годится для Поммероев, для меня тоже сгодится, – возразила Рут.
На самом деле, она так не считала, но сказала просто из принципа.
– О, ради бога, Рут.
– Вы сами уговаривали мальчишек Поммероев стать моряками, Сенатор. Вы все время пытаетесь их пристроить на работу к рыбакам, твердите, что им стоит сплавать вокруг света. Почему же вы мне ничего такого не советуете, не вдохновляете меня?
– Я тебя вдохновляю.
– Но только не на то, чтобы стать рыбачкой.
– Я бы на себя руки наложил, если бы ты стала рыбачкой, Рут. Каждый божий день накладывал бы на себя руки.
– А если я хочу стать рыбачкой? Если я хочу стать моряком? Если я хочу поступить на службу в береговую охрану? Или, может быть, я хочу совершить кругосветное путешествие?
– Не хочешь ты ни в какое кругосветное путешествие.
Рут вовсе не хотела отправиться в плавание вокруг света.
Она просто болтала. Они с Сенатором часами вели разговоры о такой ерунде. День за днем. Ни она, ни Сенатор большого значения этой болтовне не придавали. Сенатор Саймон погладил по голове свою собаку и сказал:
– Вот и Куки говорит: «Ну какой из Рут мореплаватель? Рут не хочет быть мореплавателем» Ты ведь так сказала, Куки? Верно, Куки?
– Куки, не вмешивайся, – сказала Рут.
Примерно неделю спустя Сенатор снова заговорил на эту тему, когда они с Рут сидели на камнях и наблюдали за Вебстером. Сенатор и Рут всегда разговаривали так, словно ходили по одному кругу. На самом деле, это был один и тот же разговор, и вели они его с тех самых пор, когда Рут было около десяти лет. Они ходили и ходили по кругу, словно девочки-школьницы на переменке.
– Зачем тебе эта работа на омаровой лодке, ради всего святого, скажи? – спросил Сенатор Саймон. – Не застрянешь же ты на этом острове на всю жизнь, как Поммерои. Они глупые бедолаги. Ловить омаров – это все, чем они могут заняться.
Рут уже успела забыть, что говорила о том, будто собирается устроиться помощницей на омаровую лодку, но сразу стала защищаться:
– Женщина с этой работой справится не хуже мужчины.
– А я не говорю, что женщина не справится. Я говорю, что никому этой работой заниматься не стоит. Жуткая работа. Работа для идиотов. Если каждый решит стать добытчиком омаров, скоро вообще омаров не останется.
– Тут омаров для всех хватит.
– Ну уж нет, Рути. Ради всего святого, кто это тебе сказал?
– Папа.
– Ну, ему омаров хватит.
– Как это понимать?
– Да так, что он у нас Жадюга номер два. Он своего не упустит.
– Не обзывайте так моего папу. Он терпеть не может это прозвище.
Сенатор потрепал загривок Куки:
– Твой папочка – Жадюга номер два. А мой братец – Жадюга номер один. Все это знают. Даже Куки знает.
Рут перевела взгляд на Вебстера, бродящего по илу. Она ничего не ответила. Через несколько минут Сенатор Саймон сказал: