Крепость демона 2
Шрифт:
«Так и вышло.»
Это был третий раз, когда я ощущала эту петлю, первый был в шесть лет, когда меня оставили в пансионе, я думала, что умру от этих слёз. Второй – в двенадцать лет, когда меня опять оставили в пансионе, на этот раз я знала, что не умру, но думала, что теперь точно останусь здесь навсегда. После второго раза я больше не позволяла себе расслабиться и поверить в счастье, и даже на каникулах, когда виделась с Юри, каждый раз прощалась с ним так, как будто завтра он исчезнет из моей жизни навсегда, и когда он действительно исчез, меня это не убило, я больше не верила в смерть от боли. И когда мы попрощались с Аланом, я точно знала, что смогу это пережить, но было обидно, как тогда, в двенадцать лет, когда меня
«Мистический какой-то срок.»
Мои сотрудники обычно брали отпуск на две недели, я подписывала и вопросов не задавала, но про себя думала о том, на что можно потратить целых две недели, и не могла придумать. Мои «запои» занимали один вечер и ночь, на второй день я отсыпалась и отдыхала, на третий выходила на работу. Когда я уезжала на конференции, то давала себе день до и день после на экскурсии по городу, день после обычно проводила в компании кого-нибудь, кто меня приглашал продолжить знакомство, обычно это были стареющие богачи в «одностороннем разводе», я так это для себя называла. Они не носили кольцо, до последнего молчали о своём статусе мужа и отца, а когда я задавала прямой вопрос, делали такое лицо, как будто я публично села в лужу, но они мне это великодушно простят и забудут сию же минуту. Я не понимала, в какой момент интересоваться семейным положением у мужчины, который пытается тебя поцеловать или зовёт подняться в номер, вдруг стало неприлично, я даже в книгах искала, не нашла – видимо, о таких вопросах предпочитали умалчивать даже учебники этикета. Я не могла понять, что ими движет, и ещё сильнее не могла понять, почему именно я их так привлекаю. Я знала, что хорошо выгляжу, но этого было явно недостаточно, мои гораздо менее симпатичные коллеги получали приглашения от молодых свободных мужчин с более низким достатком и прекрасно проводили время, а я молодых и бедных почему-то не интересовала вообще, они меня даже как будто боялись и специально держались подальше. Зато старые богачи выстраивались в очередь.
Однажды меня пригласил холостяк, стареющий и богатый, но всё же свободный, я удивилась. Мы всю ночь до утра проговорили о работе, было очень интересно, мы потом даже переписывались и высылали друг другу наработки, но романтики в наших отношениях ни разу не мелькнуло, хотя все вокруг считали, что она есть, мы с ним шутили по этому поводу. Он как-то признался, что чувствует себя ужасно неправильным и странным из-за того, что воспринимает романтические отношения как источник большого количества проблем и крохотного количества удовольствий, и поэтому не хочет их иметь вообще. Я заверила его, что тоже так считаю, но неправильной себя из-за этого не чувствую, и ему не советую.
Тот вечер, который подарил мне в поезде Алан, оставался лучшим вечером в моей жизни, до сих пор. Подобных эмоций у меня больше никто ни разу не вызывал, даже сам Алан потом не вызывал, а остальные мужчины вообще в пыль не попадали. Я соглашалась на встречи из любопытства, иногда это было интересно, я наблюдала этих мужчин как объект исследования, но со временем поняла, что алгоритм действий у них одинаковый – навешать лапши о том, как я вскружила им голову своим великолепием, угостить материальными благами и впечатлениями, а потом попытаться залезть под юбку. В этот момент я спрашивала о семейном положении, мужчина смущался и убирал руки, дальше следовал душещипательный рассказ о том, как плохо ему в браке, о том, что женился он по глупости либо под давлением, а не разводится из чувства долга, продолжая страдать в доме, в котором ест и меняет рубашки, и искать утешения для истосковавшейся души за пределами этого дома. В особо сложных случаях я слушала и подливала в бокал до самого утра, а пациент рыдал и жаловался на всю свою жизнь, от родителей до внуков. В итоге я отдавала половину денег по счёту и уезжала в свой отель с пополненным резервом и абсолютной уверенностью, что брак – дело гиблое. Исключения случались, но итог всё равно был один – я отдавала половину денег и уходила, предлагая продолжить общение по телефону или через письма, никто мне потом не звонил, им было не интересно со мной общаться, им было интересно залезть мне под юбку, и если это не удавалось в первый же вечер, они шли искать другую юбку.
Телефон лежал передо мной как ящик Пандоры, мне нравился этот миф, я была уверена, что Пандора была первым рукотворным демоном – всесторонне прекрасная и несущая все беды мира, главной из которых была надежда.
«Когда мы сможем увидеться?»
«Когда ты будешь трезвым и адекватным.»
«Давай в отеле встретимся, я заказал уборку, там через три часа будет пусто и чисто.»
«Я приду после пар собирать вещи, поговорим.»
Поговорили, да. Я не помнила тот разговор – мой цензор избавил меня от этой памяти, только над коротким кадром для коллекции кошмаров он был не властен, остальное он покрыл матовым чёрным, я помнила это как факт, но подробности забыла.
«Интересно, если бы мы всё-таки договорились тогда и остались в браке, Алан тоже рассказывал бы какой-нибудь красивой женщине после конференции за бокалом вина о том, как тяжело ему в нашем постылом браке, как жена его совершенно не любит и не понимает, а ему так хочется быть отлюбленным, понятым и уставшим после секса?
Нет, он бы так низко не пал. Он бы их очаровывал мгновенно и затаскивал в постель без разговоров, или делал бы всё необходимое прямо в лифте, к взаимному удовольствию. Почему все это умеют и считают нормальным, а я – нет?»
Следующее сообщение он отправил почти через час, короткое: «Я люблю тебя.»
И моё ответное, тоже короткое: «Это проходит.»
«Не в нашем случае. Мы всё решим, Лея. И всё наладится.»
На это я ничего не ответила, и он написал сам, через пять минут: «Спокойной ночи.», это было последнее сообщение от него, которое я прочитала, на следующий день я выключила телефон, а потом оставила его в отеле, но Алан мне его принёс и вынудил взять.
«Надо было его действительно в реке утопить, ещё тогда.»
Я знала, что надо было, но рука не поднялась, как сегодня не поднялась выбросить открытку, билет и фотографии. Что-то сидело во мне, до сих пор, что-то не дающее отрезать его от себя окончательно. Я могла это сделать, я умела и знала, что смогу, но не хотела. Тогда утром, на набережной, когда я дала себе новое имя, я пообещала себе, что больше ни куска от себя не отрежу, потому что меня у себя и так не особенно много осталось. Мне казалось, что Алана я тогда уже отрезала, а теперь оказалось, что всё-таки не до конца.
Телефон смотрел на меня последним сообщением, и я решила, что всё-таки не хочу сегодня уходить в срыв, не то у меня настроение, да и выспаться перед завтрашней операцией нужно. Алан сам скажет мне всё, что захочет сказать, это будет рабочий день и рабочий кабинет, я его выслушаю спокойно. А сейчас просто пойду спать, хватит с меня.
Я собрала документы обратно в папку, убрала со стола, допила воду и пошла в душ, а потом в постель. И даже уснула. А через два часа проснулась, бодрая, жадная и голодная.
Проклятая надежда на дне ящика скреблась в экран телефона изнутри, и я взяла его, оставшись в постели, и продолжила читать переписку.
1 ноября 220 года
7.00 С днём рождения, принцесса)
7.01 Подарок ждёт тебя на работе) Надеюсь, понравится :)
7.01 В библиотеке тоже ждёт подарок)
7.45 Ты до сих пор спишь или специально телефон выключила? Не делай так)))
8.45 Ясно-понятно, пойдём другим путём :D
«"Другим путём" оказался букет, который он передал через охранника. Я взяла, но отвечать не стала. Там была открытка, подписанная от руки – интересно, он был в Верхнем лично или передал цветы телепортом? Или только открытку передал, а цветы здесь купил кто-то, кому он отдал распоряжение?»