Крепость Дракона
Шрифт:
Уилл снова кивнул, а потом сообразил, что она слепа и его не видит.
— Понимаю.
Резолют фыркнул:
— Она все знала, слышала, как шевелятся в мозгу твои извилины.
Оракла закрыла глаза и вздохнула:
— До чего же ты нетерпелив, Резолют.
Резолют сказал ей что-то по-эльфийски, но Оракла нахмурилась:
— Говори так, чтобы всем было понятно. Он должен это услышать.
— Ну, если так… — Ноздри Резолюта раздулись. — Возможно, нетерпеливость — мой порок, но мы ведь еще не знаем, тот ли он, кто нам нужен.
— Желудь привел тебя
— Желудь привел меня к листу, а ты сказала, что лист приведет меня к нему. Возможно, что мальчик — лишь звено в цепи.
Оракла улыбнулась и медленно открыла глаза.
— Мне было непросто ослепить себя, а ты отказываешься видеть.
Уилл занервничал:
— Вы говорите знакомые мне слова, но я ничего не понимаю.
— Понимание придет, Уилберфорс. — Она повернулась, и край белого ее подола описал на полу круг, длинная белая коса взметнулась, — Место это мы создали из разных кусочков нашей родины, Воркеллина. Ты, должно быть, знаешь: сто двадцать пять лет назад Авролана захватили остров и выгнали нас оттуда. Когда эльфы достигают приблизительно твоего возраста, их связывают ритуалом с родной их землей. Поэтому мы чувствуем ответственность за свою родину, мы ощущаем ее боль. Те эльфы, что были связаны с Воркеллином, испытывали такое горе за свой поруганный остров, что оставили этот мир.
— Те же, что не были с ним связаны, — Резолют, Амендс, я и другие — стали скитаться по миру и бороться за обретение отнятой у нас родины. Четверть века назад мы надеялись, что война против Кайтрин освободит Воркеллин, но этого не случилось. Поэтому мы начали действовать тайно. Здесь мы собираем артефакты нашей родины, потому что эти предметы привязывают нас к ней. Чем больше мы их соберем, тем крепче станет связь.
Уилл оглянулся:
— А деревья, они были выращены из семян, взятых в Воркеллине?
— Нет, Уилберфорс. Эти растения пришли из одиннадцати наших колоний, хотя самые первые выращены были в Воркеллине. — Она пожала плечами. — Мы надеялись, что, выращивая их здесь, сможем перенести сюда нашу родину. Выяснилось, что связь с Воркеллином они устанавливают очень слабую, так как условия здесь не те, что были на нашем острове. Энергия, однако, в пещере возрастает. Иногда я слышу, как волны разбиваются о волнорезы, чувствую прикосновение морского бриза, запахи цветов и фруктов.
Резолют поскреб небритую челюсть:
— Мысль о том, чтобы создать это место, пришла из пророчеств, которые Оракла сделала во время войны. Мы требовали у воркэльфов подарков, некоторые, такие как Хищник, упорствовали. Чем больше мы их сюда приносим, тем сильнее возрастает энергия.
— А почему бы просто не пойти в Воркеллин и не взять то, что вам нужно?
Резолют начал было издевательски смеяться, но Оракла нахмурила лоб, и он замолчал.
— Уилберфорс, эти предметы пришли сюда прежде, чем их коснулась зараза. Все, что поступит с острова сейчас, послужит предупреждением нашим врагам, и они вычислят наше местонахождение. Этого мы, как ты понимаешь, допустить не должны.
Подросток задумчиво закивал головой:
— А я тут при чем?
Слепая воркэльфийка вздохнула и отвернулась от него.
— Ступай за мной. — Она обогнула одну из фресок и пропала из виду.
Уилл поспешил следом — вниз, по узкой каменной лестнице с грубо отесанными ступенями. Светящийся лишайник, как опознавательный знак, отмечал потолок, но невысокий подросток в любом случае головой бы об него не стукнулся. Опускаясь все ниже, они свернули направо, потом снова налево и вышли в помещение, не такое большое, как наверху. Оно, должно быть, находилось под центральной частью верхней комнаты. Освещение здесь также обеспечивали лишайник и минералы, но Уилл на какое-то мгновение позавидовал слепоте Ораклы.
Стены и потолок этой комнаты покрывали большие кровавые фрески. Они, словно разноцветные вампиры, обвивали сталактиты и сталагмиты. В воздухе ничего не висело, но казалось, что отвратительные, апокалиптические персонажи фресок выбрались бы на свободу, если бы это было в их силах. Мужчины и эльфы, урЗрети, гиркимы и другие расы сражались друг против друга. Сплетенные тела, фрагменты тел… поверх старых картин написаны новые.
В середине всего этого хаоса на стене осталось одно свободное место — на золотом фоне всего лишь силуэт человеческой фигуры. Оракла подошла прямо к нему, спрятала в рукавах ладони и кивнула.
— Здесь, как я полагаю, место для тебя. Тут должно быть написано твое лицо. Мы еще точно не знаем, тот ли ты человек, которого мы ищем, или Резолют прав, и ты только звено, ведущее нас к этой персоне. Определить это опасно, очень опасно.
Уилл оглянулся. Резолют стоял, закрывая собой вход в комнату.
— А я не имею права на выбор?
Оракла подняла голову. Лицо ее было бесстрастно.
— Выбор всегда есть. Если это твое предназначение, следующий шаг будет решающим.
— А если нет?
— Тогда судьба твоя будет мне неведома, но я желаю тебе добра. — Она закрыла глаза. — Хорошо бы обошлось без принуждения.
Резолют щелкнул пальцами.
Уилл вздохнул, стараясь унять бегущие по телу мурашки. Магия этого места интриговала и пугала его, но удивление и любопытство брали верх над страхом. Тот факт, что слепая Оракла способна была на все эти чудеса, поражал его, потому что до сих пор все слепые, которых он встречал, были попрошайками. Попрошайки по сравнению с ворами — все равно что крысы по сравнению с волками, но Оракла удивила бы самого знаменитого вора. И все же ему было страшно.
— Я задам вам один вопрос, Оракла. Я знаю, что Резолют на него ответит, так как в случае чего он не будет возражать против моей смерти. Что вы сделаете, если узнаете, что я тот, кто вам нужен? И что же, это будет смертельно опасно?
Она улыбнулась:
— Только если ты тот, кого мы ищем. Но если это так, мы сделаем все для твоего спасения.
На этот раз даже вздох не помог унять его страх. Уилл оглянулся на Резолюта:
— А если я не тот, вы меня, наверное, не выпустите? Амендсу вы не поверили, и мне-то уж точно не поверите.