Крепость на дюнах
Шрифт:
Серафим Петрович обнял жену, поцеловал, отстранил от себя — та едва сдерживала слезы, но понимающе кивнула головой. И пошла на кухню, откуда доносился запах поджаренной колбасы. Николаев побрился у зеркала, провел ладонью по гладкой щеке, не чувствуя покалываний. Затем зажмурил глаза и обрызгал себя одеколоном из бутылочки, чуть поморщился от жжения кожи. Надел вычищенное обмундирование с белоснежным воротничком, натянул начищенные до блеска сапоги.
Ранний завтрак прошел в молчании — Вера вместе с ним не ела, ухаживала, придвигая то колбасу, то хлеб, налила чая. И лишь после того как он вытер салфеткой губы, негромко спросила:
— Чемоданчик собрала, как ты сказал. Вечером придешь?
— Нет, Веруся, меня не будет в Либаве. Вечером я в Паланге, — помедлил несколько секунд, но решил все же сказать. — Вывезу женщин и детей из пионерских лагерей, чтобы под удар не попали. Горком поздно вечером отправит туда машины и автобусы — колонну уже готовят. Вернусь послезавтра к полудню, так что встретимся!
Последнее слово он произнес твердо, зная, что жена его запомнит, поцеловал Веру на прощание — та уже полностью взяла себя в руки, такова участь «вторых половинок» военных, уже улыбнулась ему на прощание. И подхватив чемоданчик, вышел из квартиры…
— Так нельзя — даже за лошадью нужно ухаживать, скрести, чистить копыта, расчесывать гриву. А если работой загружать сверх всякой меры, то она падет от невыносимых тягот, изнуренная плохим хозяином. А это танк, он капризная машина, за ним глаз да глаз нужен. За них золотом весь наш народ заплатил, все машины ухоженные были, ведь новые почти, пяти лет не проходили. А теперь что я вижу своими глазами?! За полгода эксплуатации их просто покалечили нерадением и ленью — внутри грязь застывшая, на двигатель смотреть больно!
Старый мастер отчитывал воентехника в танковом комбинезоне на латышском языке, немножко экспрессивно, что говорило о многом. Видимо, сильно переживал за небольшие пулеметные машины на гусеницах, «Виккерс-Армстронги», купленные Латвией у Англии в числе 18 штук — две трети пулеметных и шесть машин вооруженных. Всех их включили в состав 23-й танковой дивизии, а там, как говорится, их «довели до ручки». По большому счету вооруженные пулеметом четырех тонные танки, с тонкой броней, по сути танкетки, Красной Армии были не нужны. К тому же капризная английская бронетехника требовала тщательного ухода при должной квалификации механиков-водителей, а высококлассных специалистов было мало, к тому их переводили на новые боевые машины.
Так что из дюжины пулеметных танков все оказались неисправными и их оставили в парках. А вот пушечные «Виккерсы» полковник Орленко вывел в поход, они все же могли вполне эффективно бороться с вражеской бронетехникой, да и на два года были моложе своих «собратьев». Вывел все пять имевшихся в строю, только один танк сломался по дороге. И вот «чертова дюжина» импортных танков из Туманного Альбиона вчера прибыла в Либаву, вместе с тремя башенными Т-26 и пушечным броневиком БА-10. Оставил комдив-23 и две маленькие польские танкетки, к удивлению, вполне пригодные — видимо решил избавиться от «довеска».
Заводские мастера должны были решить к утру — какие танки можно отремонтировать. За счет других собратьев, участь которых предрешена — быть вкопанными в землю на восточном секторе, превратившись в бронированные огневые точки.
Николаев удивился, что вроде вполне понимает речь латыша, но тот, увидев его, немедленно подошел, вытерев руки ветошью. Серафим Петрович крепко пожал ему руку и спросил:
— И что скажете по поводу танков, товарищ?
— К сожалению, товарищ комиссар, только семь наших танков мы отремонтируем — они вполне на ходу, нужно хорошо почистить и тщательно перебрать двигатель. Еще две машины имеют серьезные поломки, кроме двигателя и подвеска. Но их тоже можно починить. Четыре танка могут только дать запчасти — ездить они не будут.
— Какой срок работ?
— Нужно четыре дня на немного испорченные, и неделя на два других, серьезно пострадавших.
— Танки нужны послезавтра, к утру. Двум другим быть готовыми не позднее вечера 24-го июня. Очень нужно — справитесь?!
— Если надо — то сделаем в срок, будем работать ночами.
— Хорошо, а что с другими машинами?!
— Броневик отремонтируем за три дня — никак не раньше, но будет как новый. А вот с вашими танками плохо — один можно попробовать починить, однако не обещаю, а вот два других ходить уже не будут — там нужно менять двигатели, а их у нас нет.
— Буду надеяться на ваш труд, товарищи, — Николаев не скрывал удовлетворения — в слове старого мастера, хорошо говорившего на русском языке — видимо работал с русскими еще до революции — он не усомнился. Не тот народ, раз пообещали после долгих размышлений, то непременно сделают, в этом можно быть уверенным.
Подходя к «эмке» дивизионный комиссар посмотрел в лазурное июньское небо, мысленно отметив, что мирное оно последний день. В нем были видны истребители — три «чайки» из 148-го истребительного полка демонстрировали жителям, что небеса под надежной защитой. Авиация базировалась на Большом Либавском аэродроме, или Батском, как его называли жители по месту селения, недавно построенном. Всего в полку имелось 68 бипланов И-153, четырнадцать из которых были неисправны. А также несколько учебных УТИ и два У-2, являвшихся связными.
Посетив вчера аэродром, Николаев увидел ровную линейку из неисправных самолетов, выстроенных как на параде. И это при том, что истребители всех четырех эскадрилий полка были замаскированы на лесной опушке, для многих были подготовлены укрытия. Авиаторы два дня тому назад получили приказ от командования своей дивизии перейти на усиленный режим несения службы, а потому приняли меры к рассредоточению истребителей по аэродрому и их тщательной маскировке от возможной воздушной разведки или бомбардировки германскими ВВС.
Вот только такой нарочитой жертвой, лакомой целью в виде более чем десятка «чаек», которые могли быть отремонтированы, комендант 41-го укрепрайона возмутился, и с трудом подбирая слова, выразил свое недовольство побагровевшему майору с голубыми петлицами…
Кретинга — Курмачай
46-й укрепрайон
204-й строительный батальон
командир отделения
ефрейтор Зуев
— У нас говорят, что завтра будет война, — старый еврей поправил очки на переносице, глаза были печальными. — Жители скупили соль, спички, муку и сахар, полки пустые везде. Во всем городке не найти бутылки керосина и свечей — верный признак, ой-вей, что к слухам стоит прислушаться. Таки и прошлый раз было, как помню — все из лавок смели, даже у старого Шмули, что всю жизнь старье с наценкой продавал, ничего не осталось. Война ведь плохое занятие, молодой человек, гешефт можно получить добрый, конечно, но если представить, во что это обойдется, так страшно становится…