Крепость
Шрифт:
– Понимаю, – чуть замедленно произнес Бахирев, и глаза его нехорошо сузились. – Понимаю… Только ведь их перебьешь – другие набегут. Такие сволочи – они ж как тараканы.
– Скорее как клопы. Но все же, согласись, хоть какой-то шанс. Вот только прямо сейчас меня больше беспокоит другое.
– То же, что и меня? – Бахирев улыбался, но голос звучал тускло, без эмоций.
– Да. Транспорт с пленными скоро дойдет до Владивостока. Еще сколько-то наши тыловики будут думать. Но если в течение пары недель, самое большее месяца, они не вышлют корабль для встречи с нами, значит, полагаться остается только на самих себя. И вот тогда мы точно превращаемся в пиратов, в чем, кстати, есть свои плюсы – руки-то у флибустьеров развязаны.
– Ерунда, – махнул
– Но есть и свои минусы, – будто не слыша его, продолжал размышлять вслух Эссен.
– То, что нас будут иметь право без суда вешать на реях? – Казалось, Бахирева это даже немного развеселило.
– Хуже, Михаил Коронатович, хуже. Проблема в том, что это снижает наши возможности. Людей у нас не так и много. Сможем, в лучшем случае, сколотить экипаж для еще одного парохода.
– Давайте, Николай Оттович, не бежать впереди паровоза, а решать проблемы по мере их возникновения. – Бахирев пригубил коньяк. – Унынию нам предаваться еще рано…
Налет на Йокогаму проводили совсем иначе, чем на Хокадате. Кавалерийский наскок – это, разумеется, здорово, однако и риск был велик. Плюс японцы, подвергнувшись атаке, наверняка должны были принять хоть какие-то меры предосторожности от повторения инцидента, так что стоило подстраховаться. Хотя бы береговые батареи нейтрализовать на всякий случай, что ли, да задать несколько вопросов относительно наличия минных полей – вдруг японцы сработали оперативнее, чем ожидалось.
Если честно, не так уж беспокоили Эссена береговые батареи японцев. Он, конечно, хорошо понимал, как важны береговые батареи, и сам лично приложил немало усилий для их строительства на Балтике, но там был относительно небольшой театр. В ситуации же с Японией ресурсы небольшой страны размазывались, как масло по бутерброду, и прикрыть необходимое количество точек всерьез было нереально. Ну и еще нюансы имелись. Во-первых, в низком уровне подготовки их артиллеристов он убедился еще в Хокадате, а во-вторых, их орудия против «Рюрика» в любом случае не плясали. Да, конечно, никто не умаляет таланта Нельсона, адмирала и государственного террориста, сказавшего, что пушка на берегу стоит корабля в море. Вот только почему-то теоретики, любящие повторять слова титанов, вровень с которыми им никогда не встать, забывают об одном маленьком, но важном нюансе. Нельсон жил и, соответственно, изрекал свои истины в эпоху парусных кораблей, когда до создания первого броненосца оставалось более полувека. Естественно, что для деревянных корпусов неспешно маневрирующих парусников даже относительно малокалиберные орудия представляли серьезную угрозу, плюс к тому дистанции боя тогда были совсем другие. Для уверенного поражения цели корабли сходились чуть ли не на пистолетный выстрел, поражать врага на большей дистанции мешала качка, несовершенство орудий и их прицелов, а также медленно и не всегда равномерно сгорающий дымный порох. Береговые же орудия, стоящие на устойчивом основании, моментально приобретали колоссальное преимущество и были способны достаточно уверенно обстреливать атакующие корабли задолго до того, как те начинали представлять реальную угрозу.
Вот только с того времени многое изменилось. Корабли оделись в толстую броню, для легких орудий абсолютно непроницаемую, их скорости возросли в разы, а скорострельность самих орудий – в десятки раз. Дальнобойность артиллерии и ее точность, соответственно, тоже увеличились, и теперь корабельная артиллерия, особенно крупнокалиберная, если и уступала по эффективности береговой, то совсем немного. Словом, в свете этих нюансов, береговых шестидюймовых орудий можно было не слишком опасаться, но стоило все же подстраховаться, а заодно и потренировать своих людей
В наступающих сумерках адмирал все же смог рассмотреть, как похожие на гигантских водомерок шлюпки с десантом отошли от борта «Херсона» и, мерно взмахивая мокрыми веслами, двинулись к берегу. До батарей здесь было еще далеко, поэтому казакам предстояла небольшая прогулка. Ничего, разомнутся. Зато почти наверняка с берега их никто не заметил, а стало быть, и гадостных сюрпризов вроде замаскированного в кустах пулемета можно было не опасаться. С тылу же японские батареи вряд ли охраняются хоть сколько-то серьезно. Они, как-никак, ждут угрозы только с моря, соответственно и внимание направлено, в первую очередь, на него. Издержки островной психологии – за спиной только свои. Хотя и моря они не слишком-то опасаются. Во всяком случае, рыбаки на промысел выходят безбоязненно. Уже вечером «Рюрик» обнаружил, догнал и раздавил корпусом японскую шхуну – не хотелось стрелять, поднимая шум. Конечно, то, что она не вернулась, могло насторожить японцев, но отпускать – значило полностью нарушить секретность, остроглазые рыбаки наверняка смогли определить и назначение корабля, и его национальную принадлежность.
Где-то там, далеко в стороне, так же высаживали десант «Енисей» и «Морской конь», которого в силу не имеющего национальной принадлежности названия не стали даже переименовывать, только переписали имя русскими буквами. Батареи разнесены далеко, расположены по разным берегам бухты – вот и пойдет десант с двух сторон, так удобнее. А вообще, ночь только начинается, и скоро господ японцев ждет неприятный сюрприз.
Эссен устало потер виски. Последние дни его все же очень вымотали, и он многое сейчас бы отдал за возможность нормально поспать. Да и нервничал адмирал изрядно. Возможно, сказывался возраст, а может быть, давил груз ответственности. Эссен не был трусом, во время осады Порт-Артура он командовал вначале легким крейсером, на котором почти каждую ночь выходил в бой с миноносцами противника, а затем броненосцем. Командовал храбро, талантливо, но… Но с тех пор прошло восемь лет, а главное, сейчас Николай Оттович отвечал не только за свой корабль, но и за все будущее государства и народа, а эта тяжесть пригнет к земле, или, как вариант, к палубе крейсера кого угодно. Однако ход был сделан, теперь им оставалось только ждать.
Казаки вернулись под утро, усталые, но довольные. Вечно хмурый урядник (его Эссен запомнил еще во время последнего военного совета), с застарелым шрамом во всю щеку, поднялся на мостик и, небрежно, по-казачьи, козырнув, доложил, что все, приказ выполнен. Бахирев, как раз присоединившийся к адмиралу, окинул его внимательным взглядом, усмехнулся:
– Купаться пришлось?
– Да какое там, – махнул рукой казак, в сапогах которого явственно хлюпало. – Уж когда обратно в лодки садились, поскользнулся, ну и набрал в сапоги.
– Бывает, – сочувственно покачал головой Михаил Коронатович. – Как все прошло?
– Легко. Там какие-то олухи стояли, право слово. В ту войну… там. Когда мы с Порт-Артура в прорывы ходили, японцы были строжкие, подготовленные, а тут сопляки какие-то.
Казак, судя по его движению, едва сдержался от того, чтобы плюнуть на палубу. Бахирев понимающе кивнул:
– У них, похоже, все нормальные солдаты воюют на континенте, – и, повернувшись к Эссену, добавил: – Теперь можно и вперед, батареи нам не опасны.
– Пускай остальные закончат, – хмуро отозвался адмирал, лицо которого в слабом свете зарождающегося рассвета выглядело серым и усталым. – Пленных доставили?
– А то как же, – довольно улыбнулся казак и махнул рукой. – Макар, Стенька, тащите сюда этих…
Двое рослых казаков приволокли троих изрядно побитых, но еще способных кое-как стоять на ногах японцев. Все трое в исподнем, явно спали, когда на батарею навалились пластуны. Невысокие, на голову ниже русских, мелкокостные и явно слабее физически. Двое разве что не дрожат от страха, но третий стоит прямо, видимо офицер. Боится, это заметно сразу, но форс держит.