Крепость
Шрифт:
Вижу этот золотой партийный значок — золотого паука — в первый раз. И как нарочно на мундире Деница! Не могу поверить своим глазам! А это еще что? Дениц вырядился основательно — точь-в-точь на манер Гитлера. Широкие орденские планки, которыми он так кичился — исчезли. Еще бы! Ведь у его идола Гитлера их вовсе не бывало! Потому Дениц и нацепил в конце войны этого паука — дабы полностью соответствовать фюреру.
Увидел бы это Старик! Да и Казаку не помешало бы: он тоже частенько боготворил «солдата» Деница. И вот Дениц стоит перед своими офицерами в полном обличии истого нациста, в которого так долго мутировал.
Я так долго целюсь своим видоискателем на золотой значок со свастикой, что ничего другого не замечаю и уже просто не воспринимаю ничего из пронзительного визга его речи. Этот элемент одежды Деница, конечно же, что-то новенькое. Все наверняка смотрят в том же направлении, что и я: наверное, здорово удивлены — мелькает мысль. Но, когда я очень осторожно веду объективом влево и вправо, замечаю, что все пустым взглядом смотрят строго перед собой. Неужели никто, кроме меня, не видит, что наш главком демонстративно обрядился в нациста?
В голове полная каша. Хочу провалиться от стыда сквозь землю, за то, что раньше просто преклонялся перед этим перерожденцем, и до этой самой минуты где-то внутри меня теплилась мысль, что Дениц по сути своей настоящий солдат, лишь отдающий дань своей служебной деятельности.
Что за гротесковая демонстрация! Эта растерянная спина с маленькой головкой, вздрагивающие руки, не совладеющие со словами. Не понимаю, что случилось с этим человеком! То, что делает сейчас Дениц — это смешанная имитация Гитлера и Геббельса — полное совпадение! Но такое жалкое, что почти вызывает смех. Только здесь никто не засмеется, т. к. в этом треклятом театре одного актера это смертельно опасно для жизни. Над первым охотником рейха Герингом тоже никто не смеется, и над «Великим маршалом всех времен и народов» — тоже. Не верю, что все это порождено страхом — вероятнее предположить, от безысходности знания того, что ничего нельзя с этим поделать. Знания? У командиров подлодок — да, но у штабных крыс и младших офицеров — навряд ли. Они верят во всю эту чепуху.
До меня доносится речь Деница:
— … момент ИСПОЛНЕНИЯ ДОЛГА единственная важность в нашем бытии! ИСПОЛНЕНИЕ ДОЛГА… ЛЮБОВЬ К ОТЕЧЕСТВУ! Лишь это ПУТЕВОДНЫЕ ЗВЕЗДЫ НАШЕЙ ЖИЗНИ! За это ценим мы наших людей! ОПРАВДАТЬ НАДЕЖДЫ В ДУХЕ ОБЩЕСТВА! Есть более высокая ценность, чем собственная жизнь — это ДОЛГ СОЛДАТА В ЗАЩИТЕ СВОЕГО НАРОДА И СВОЕГО ОТЕЧЕСТВА! Покажите ваши успехи на ФРОНТЕ, и РОДИНА высоко оценит их в своей истории!
Гроссадмирал делает паузу, чтобы перевести дыхание. А может, просто забыл, о чем вести дальше свою помпезную речь? Держа на животе скрещенные руки, но не полностью, а лишь сцепив их большими и указательными пальцами, он двигает ими, словно стараясь найти меж ладоней предложение. Внезапно вновь раздается его скрипучий голос:
— наш пароль теперь будет ЖКЕРТВЕННЫЙ ПУТЬ! Введение в бой наших лодок будет единым ЖЕРТВЕННЫМ ПУТЕМ! В ХРАБРОМ ДУШЕВНОМ САМООБЛАДАНИИ СВОБОДЕН ЛИШЬ ЭТОТ — ЖЕРТВЕННЫЙ ПУТЬ…
Мой взгляд падает на адъютанта, чьи голубые глаза, наполовину прикрытые веками, неподвижно устремлены вперед, а лицо не выражает ничего, кроме жажды убийства.
Он переживет своего господина и повелителя в этой рубке больше на несколько дней, но как ему обойтись без всего этого? Задаюсь вопросом: что же это за сила, что превратила Деница в крысолова? Как это ему удается, этих молодых людей оградить от самих себя, покорить их и сделать преданными до фанатизма последователями? Эта безропотная подчиненность, прямо-таки собачья преданность у большинства людей как у НИХ это все получается? Неужели эта, нарочно сделанная промывка мозгов действует как сильнейший наркотик, подавляя волю слушателей?
Гроссадмирал откашливается. И вновь призывает: «ЗАДУШИМ АНГЛИЮ! ПЕРЕРЕЖЕМ ЕЕ СНАБЖЕНИЕ!»
Внутри меня растет вопрос: когда Дениц всех этих молодых ребят, прежде чем послать на смерть, завораживает своим гипнотическим взглядом, то кто они для него? Сменяемые статисты в большой игре со смертью? И, вообще, считает ли он их за живых людей?
По опыту съемок знаю, что когда делают массовые съемки, то используют вырезанные из фанеры фигуры, чтобы сэкономить место на дорогих статистах. Эти же, стоящие здесь так неподвижно, превосходят все вырезанные мною ранее фигуры.
Скольжу взглядом по молодым лицам: скоро эти полудети будут завалены бомбами в темной глубине. Против радаров и эхолотов, воздушных и глубинных бомб они используют лишь силу сжатых челюстей и тускнеющий прощальный взгляд. Скоро у этих парней будет другой взгляд — взгляд, полный удивления тому, что жизнь закончена.
Когда я вновь смотрю на Деница, он начинает новую песнь:
— Принцип Кантовского Категорического Императива должен стать НАШЕЙ ПУТЕВОДНОЙ ЗВЕЗДОЙ! КАНТ — НЕМЕЦКИЙ ФИЛОСОФ! Он сказал нам, что ИСПОЛНЕНИЕ ДОЛГА СТОИТ ВО ГЛАВЕ МОРАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЕЙ! ИСПОЛНЕНИЕ ДОЛГА!!! Господа! — и если уж так случится, то до ПОСЛЕДНЕЙ КРАЙНОСТИ! ДО ПОСЛЕДНЕЙ … ИСПОЛНЕНИЕ ДОЛГА ДАЖЕ ЦЕНОЙ СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНИ!!!
Смотрю, не мигая, на Гроссадмирала, а мозг свербит одна мысль: что же это было? Что еще сказал Дениц, вернувшись из штаб-квартиры фюрера, на совещании командиров? Ну, как же! Вспомнил: «Всегда, когда я возвращаюсь от фюрера, чувствую себя как выжатый лимон!». Н-да. Лимон! Это что-то! Тут уж мне приходится сдерживать себя, чтобы не захохотать во все горло. Я лучше понимаю это его высказывание, когда некоторое время прислушиваюсь к обрывкам лозунгов Гроссадмирала:
— ВЕЛИКИЕ ДУШИ! — ЖЕЛЕЗНАЯ СПЛОЧЕННОСТЬ! — Я ТРЕБУЮ САМООБЛАДАНИЯ, НАПОЛНЕННОГО ХРАБРОСТЬЮ И ДУШЕВНЫМ МУЖЕСТВОМ… УБЕЖДЕННОСТЬ — ЭТО БОЛЕЕ ВЫСОКАЯ ЦЕННОСТЬ, ЧЕМ СОБСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ!!!
Дениц пытается подкрепить силу сказанного своими телодвижениями: далеко вперед выбрасывает кулаки с растопыренными, будто когти невиданной хищной птицы, пальцами: десять когтей. То, сводя их вместе, то, разводя широко в стороны, он тычет ими во все стороны. В следующий миг, он, словно боксер на ринге, делает сжатыми кулаками угрожающие движения. Он так близко подносит их к лицу, словно закрывается от воображаемого противника, затем вновь выбрасывает кулаки вперед и так несколько раз. Ему прекрасно известно, что двойное повторение приносит желаемый результат. Страстно желаю, чтобы в этот момент у меня была кинокамера, и я смог бы попозже продемонстрировать этот спектакль: как перекошен его рот, будто он хочет отразить видимые лишь ему одному боковые удары в челюсть, как натянуты, словно тетива лука, сухожилия шеи, как расширены зрачки глаз. Но, наконец, представление окончено.
— Победа или Смерть! — Этот клич, яростно повторенный сотнями глоток, чистый плагиат: ибо даже его Дениц позаимствовал у своего фюрера.
— Наступление на Каир! Победа или смерть! — кричал Гитлер в своем радиообращении к генерал-фельдмаршалу Роммелю.
С тоской взираю на ворота лагеря: хочу вырваться в этот сосновый лес, хочу распластаться во весь рост где-нибудь на лужайке и никогда больше не вставать. Что знает Дениц о том, что творится сейчас в Германии? Скорее всего, он не имеет никакого понятия о том, как живет сегодня Берлин — расположенный всего в паре километров отсюда тяжело страдающий город. Ни машин, ни самолетов, а кое-кто сидит в своем «Волчьем логове». Почувствовать себя на миг лоцманом, снова нырнуть в свежий ядреный скипидарный дух соснового леса, и не успеть заметить ни чада пожарищ, ни дождя смешанного с пеплом: так можно долго продержаться. В то время как стою у сосны, опершись на нее локтем, и смотрю вдаль, внутренне подтруниваю над собой: ну, прямо ковбой со своим мустангом. Ну и пусть. Всем насмешкам назло, мне легче дышать вне лагеря, чем в нем: скипидарный дух против угнетенного состояния: так просто могут раствориться в этом чистом духе мои внутренние сомнения. Взгляд мой скользит через забор из проволочной сетки: взгляд сквозь решетку клетки. Вот уж попрыгали бы всякие разные мартышки. И мы в этой клетке.