Крепость
Шрифт:
Наконец появляется мадам, которая на входе с помпезным видом обелетила меня, томным голосом произносит: „Je vous presente un choix“ и зажигает яркую лампу в свете которой видна маленькая сцена, на которой, очевидно, ее девушки демонстрируют Revue и я, сидящий на этом маленьком, раззолоченном стульчике.
Таким я никак не мог себе представить бордель. Заведение, кажется и в самом деле еще не начало работать: я пока лишь единственный посетитель.
Мне как-то не хочется более быть в этом борделе, а потому произношу: «Excusez-moi, mais je pens, qu’il est encore un peu trop tet…»
Какое-то мгновение мадам не соображает, то ли ей разыграть сладкое умиление то ли ярость. Она решает остановиться на умилении и озабоченность, и становится так, что загораживает мне путь к отступлению.
Ничего не поделать. Продолжаю сидеть на стульчике, и тут открывается дверь, включаются два прожектора и десять девушек выстраиваются передо мной на миниатюрной сцене.
Затем, как по приказу с плеч красавиц ниспадают тоги и покрывала, и передо мной открывается настоящая выставка грудей: тугие, упругие, по-козьи торчащие в стороны, острые, полные, висячие….
Одна девушка, смотря мне прямо в глаза, подвигает ко мне свою туфельку, другая быстро-быстро водит кончиком розового язычка по приоткрытым, ярко-красным губкам. Третья, довольно вульгарно подмигивает мне. Остальные же лишь улыбаются.
Чувствую, что лицо мое становится красным от смущения. Более всего мне хочется смыться отсюда. Однако мадам, стоящая позади меня полуугодливо, полуэнергично заявляет: «Faetes votre choix, monsieur!»
Испытываю муку, словно перед необычным ресторанным меню. И отобрать из этой божественной группы есть кого: три блюда, три контраста. Но это еще не все: через задрапированные портретами двери, справа и слева от сцены, проходят и позируют, как на подиуме другие: властные, покорные, провоцирующие, замкнутые….
Кажется, на любой вкус: здесь есть даже настоящие нимфетки: застенчивые, ядреные, полустыдливые, полуробкие одетые горничными и экзотическими райскими пташками. Некоторые так требовательно и с таким ожиданием смотрят на меня, что невольно опускаю глаза от вдруг охватившего меня смущения. Пытаюсь сохранить вид скучающего знатока дамских проделок, но меня выдает судорожное сглатывание слюны, как у загнанного пса. Да, дамочки вдоволь насмеются надо мной стоя за кулисами.
Только не увиливай! «Не задрожим и не сдадимся пред видом сим прелестным!» Тону! Тону в этом омуте! Увильнуть не удастся!
В сильном смущении показываю на одну из девушек. И тут только понимаю, что я отхватил…. Наверное, совсем спятил!
Увод: какое точное слово! Меня уводят. Под эскортом мамаши, хозяйки борделя и большеглазого существа, которое я выбрал и которая при первых же шагах, наверное, для пробы, схватила меня за ширинку.
Прохожу в волшебную пещеру Алладина, словно в легком угаре: красные портьеры с множеством бахромы и кистей. Тысяча подушек. В простенках, между портьерами и разного рода драпировки висят зеркала. Одно огромное, как балдахин нависает прямо над кроватью. На меня вся эта висячая роскошь производит сильное впечатление.
Ощущаю приятный запах: это пахнут, словно курительные свечи, пальчиковые, красные или черные тлеющие ароматные палочки. Неужели этот аромат ввел меня в состояние транса? И так быстро? Готов полностью отдаться во власть чар запрограммированных этой весталкой.
Сначала меня медленно-медленно раздевают, как на сцене стриптизбара. Затем следует процедура очистительного омовения — а потом я просто повинуюсь ее воле. Укладываюсь, под неизменными гортанными наставлениями на спину, и позволяю ей усесться на меня и словно наезднице скакать во весь опор, издавая такие страстные всхлипывания и стоны, каких еще ни разу не слышал.
Красотка так страстно закатывает глазки, что на меня вдруг нападает смех, и в тот же миг куда-то улетучивается твердость моего орудия. Тут же зарабатываю осуждающий взгляд и гортанные ругательства. Но, слава Богу, уже в следующий миг мои жилы вновь напряглись и я с трудом кончаю.
Ну и спектакль! Утешаю себя, оказавшись вновь на улице. Жаль только, такие деньги угробил! Избыток инсценировки не пленил меня. Я, идиот этакий, был бы чертовски лучше обслужен в порту Saint-Denis. Ни в какое сравнение с моими ТЕМИ воспоминаниями не идут эти бутафорские поделки.
Раннее утро четверга. Слышу, что Союзники, за два дня перед высадкой, т. е. в воскресенье, маршировали по улицам Рима. Пол итальянского сапога нами потеряно — осталось лишь голенище и отворот. Как дела у нас на востоке, узнать не могу. Снова гвалт, шум: «Это вовсе не настоящая высадка!» — «Но они не ринутся на смерть на крутых отвесах берегов!» — «Все лишь блеф и отвлекающий маневр!»
Вновь подхожу к огромной карте: низины р. Сомме, побережье Бордо, устье Луары — все это отличные места для высадки десанта с моря. В одном из этих мест они уже высадились. Но братишки очевидно настолько хитры, что избегают предлагаемых им мест высадки, предпочитая высаживаться там, где их никто не ждет. Везде, где ожидали их высадки, созданы укрепрайоны. А на северном побережье Нормандии?
Страстно желаю, чтобы Бисмарк оставил свою идею фикс. Как я хочу вырваться отсюда — прочь из этой душной атмосферы — и никогда больше не видеть всех этих пустобрехов — моих якобы товарищей! — не видеть их и не слышать.
Дружище Йордан так заверял, что сегодня что-то произойдет, но до обеда время идет, как и прежде: НИЧЕГО не происходит. Жизнь Отдела течет так же неспешно и скучно, как и обычно, лишь прибывшие из различных баз офицеры шляются без дела по его коридорам, ощущая себя ненужным балластом.
Говорят, что сегодня уже высадились 6 дивизий. Вновь задаюсь вопросом: Где остались наши форпосты? Шесть дивизий с полной поддержкой и обеспечением — это не щепка в море, а изрядное количество морских целей. Но корабли союзников шныряют туда-сюда безо всякого для себя ущерба — словно войны в помине нет.
Весь Отдел превратился в Ожидание. Главный Оратор часто отсутствует: его постоянно вызывают на заседания в Группу ВМС «Вест». То и дело слышны ответы: «Капитан в командовании Военно-морской группы!»