Крепостной шпион
Шрифт:
— Могу, — граф Виктор осторожно поднёс к губам тонкую дрожащую руку Аглаи и поцеловал её. — Конечно же могу представить. — Он взглянул на Аглаю глаза в глаза. — Значит вы всё ещё рабыня?
— Все мы рабы своих господ, граф, — немного резким голосом отозвалась Аглая. — В конце концов, Все мы рабы Божьи.
Если бы Анна знала подлинный смысл этих слов. Если бы кто-нибудь, из находящихся в зале, мог хотя бы предположить, что скрывалось за этим кратким пикантным диалогом, то, вероятно, всё сложилось совсем иначе, но понять скрытый смысл сказанного смог бы, наверное, только Андрей Трипольский, но он не слышал этого разговора.
Трипольский в угрюмом одиночестве сидел в курительной комнате и всё ещё пытался разжечь огромную трубку. Он был сильно расстроен и когда в курительную, осторожно притворив за собою дверь, вошёл Сергей Филиппович, не удостоил секретаря даже слова.
Этой ночью Анна Владиславовна долго не засыпала, она была возбуждена. Она никак не могла понять, что же происходит с её чувствами.
«Я влюблена, — думала Анна, пока горничная помогала ей раздеться. — Я влюблена. Глупости. Это что-то другое. Я была влюблена сначала в несчастного Василия Макарова, потом в Трипольского. Может быть, я Трипольского до сих пор люблю, и не могу простить ему смерть Василия вот и всё. Глупо, глупо. Глупости! — почти закричала она, отвечая своим мыслям, отталкивая служанку и кидаясь лицом вниз на постель. — Глупости».
Рыженькая, как и граф Виктор, служанка собрала разбросанные по спальне вещи и исчезла. Анна поколотила ладонями подушку, потом легла неподвижно. Вскочила, накрылась с лёгким одеялом. Скинула одеяло, села, скрестив ноги, и прислушалась.
В доме было тихо. Только слышно, как скрипит паркет где-то в верхнем этаже. Вероятно, по своей привычке работать по ночам, дядюшка Константин Эммануилович расхаживал по библиотеке. Окно распахнуто, но воздух пыльный, тяжёлый нет в нём ночной прохлады.
«Почему, как только я закрываю глаза, то сразу вижу эту рыжую шевелюру? — лёжа на спине, размышляла Анна. — Вот горит свеча. Вот я боюсь даже зажмуриться. Нужно честно сказать себе, когда Виктор Александрович случайно коснулся моей руки меня будто пронзило длинной иглой. Всё тело от макушки до самых пяток. Может быть, это и есть настоящее чувство? Мне приятно смотреть на него, мне приятно слышать его голос. Но ведь я и не мечтала о нём, я не звала его к себе в сон. Почему он пришёл? Третий день он снится мне и сегодня, вероятно, будет также».
Пролежав довольно долго на спине, девушка повернулась и взяла книгу. В порывах лёгкого ветерка свеча колебалась и читать было очень трудно.
Тогда, ощутив сильную жажду, девушка села на постель, отодвинула голубой шёлковый полог, потёрла глаза, поднялась, прошлёпала босиком до столика, на котором стоял кувшин с лимонной водой. Но кувшин оказался пуст.
— Вот, пожалуйста, — переворачивая кувшин, сказала она. — Я вся в огне страсти, а охладиться оказывается вовсе нечем. Накажу завтра дуру эту, Настю. Почему не приготовила и волосы у неё, как назло, рыжие.
Недолго раздумывая, Анна Владиславовна накинула на себя широкий лёгкий пеньюар и не обуваясь, как была босиком, вышла в коридор.
Пол под ногами был почти горячий. Паркетные доски скользили. Рассчитывая найти воду в гостиной, девушка быстро прошла по коридору и, только открывая следующую дверь, пожалела, что не прихватила с собой свечу.
Гостиная тонула во мраке. Луна находилась по другую сторону здания. Анна ощупью двинулась прямо через зал, натыкаясь на мебель, и каждый раз тихонечко вскрикивая.
И вдруг она становилась. Непонятный звук привлёк внимание. Звук был похож на шаги, но шаги какие-то очень короткие, тихие, постукивающие.
— Кто здесь? — спросила неуверенно Анна. — Шаги прекратились, но зато совершенно отчётливо теперь раздавалось где-то совсем рядом хрипловатое неровное дыхание.
— Кто здесь? — обретая уверенность в голосе, звонко повторила Анна. — Если ты вор, выходи, покажись. Я обещаю ничего тебе плохого не сделаю. Если ты вор, я обещаю тебе дам 5 руб. Выходи сейчас.
В ответ, откуда-то со стороны лестницы раздалось тихое утробное хихиканье похожее больше на урчание кошки нежели на человеческий голос. И опять быстро-быстро застучали деревянные шаги. Было похоже, что убегает какой-то неуклюжий маленький ребёнок в деревянных башмачках.
Анна не стала сдерживаться, и завизжала в полную силу. Не прошло и пяти минут, как несколько слуг с факелами уже выбежали из дома. Анна встала у окна наблюдать.
В подпрыгивающем свете факелов ей почудилось, что по улице мелькнула маленькая фигурка. Тень исчезла в стороне конюшен.
— Что случилось?
Анна обернулась. В гостиной теперь горело, наверное, несколько десятков свечей.
Константин Эммануилович стоял наверху лестницы. Девушка потуже затянула поясок своего пеньюара.
— Да понимаете, дядюшка, я хотела очень пить, а вода в кувшине кончилась. Я встала и вдруг…
— Что же, ангел мой, — спросил Бурса. Глаза его были без сна и смотрели очень серьёзно. — Что же вдруг?
— Не знаю. Это так странно. А разве что-то случилось?
— Случилось, — голос у Константина Эммануиловича был неприятным, подчёркнуто сухим. — Видишь ли, только что кто-то проник в нашу библиотеку и пытался нас ограбить, а я не успел вовремя выйти.
После происшедшего в начале февраля, Константин Эммануилович Бурса, серьёзно обеспокоенный своей безопасностью, принял все возможные меры. Фонарь над чёрным ходом был навсегда погашен, а сама дверь открывалась только в случае необходимости и так, чтобы при этом присутствовало не менее двух дворовых. На ночь дверь чёрного хода вообще закладывали металлической щеколдой с замком.
Не меньшие предосторожности были предприняты в отношении нижних окон и парадных дверей. Выходило, что никто чужой просто не мог проникнуть в дом, не привлекая внимания. Но в дом кто-то проник.