Крепы
Шрифт:
— Смирницкий, ты дурак, куда едешь?!
— Сам дурак! — огрызнулся школьник.
Убедившись, что я увидел все это безобразие, завуч осторожно притворила дверь.
— Откуда я могу позвонить? — спросил я.
— Лучше из моего кабинета.
— Я позвоню?
— Конечно-конечно.
Опять набрал номер цветочной квартиры, и опять на том конце были длинные гудки.
— По-моему, это бесполезно, — усмехаясь, сказал Геннадий Виссарионович.
— Откуда вы знаете, кому я звоню?
Вместо ответа он спросил:
— Скажите, Алан Маркович, вы не заметили чего-то общего в поведении детей, какой-то странности?
— Не моя область, — обрезал я. — Давайте-ка лучше займемся нашими прямыми обязанностями и осмотрим компьютер.
Я был неприятно удивлен. По ряду показателей рабочая станция, расположенная в специальном помещении на втором этаже, рядом с кабинетом завуча, соответствовала последним, еще не выпущенным на рынок разработкам АйБиЭм. Чтобы убедиться в этом, я потратил полтора часа, а чтобы снять раздражение, выкурил еще одну сигарету.
— Ну и как же все это понимать? — весело спрашивал Геннадий Виссарионович. — Откуда, откуда претензии? Скажите, что у нее болит?
Я смял окурок и смотрел на него, ничего не отвечая. Я был смущен.
— И что, в остальных девятнадцати пунктах нашей программы меня ожидает то же самое?
— Нет, — возразил он, отводя глаза. — Возможно, будет и другое. Вы еще посмотрите?
— Да что здесь смотреть?! — Я отбросил свисающий кабель. — Уже посмотрели: и по классам погуляли, и с завучем покурили!..
Из кабинета рядом я опять позвонил Арине. На этот раз было занято, в трубке пищали короткие гудки.
— Опять никого? — заискивающим тоном спросил мой сопровождающий.
— Да нет, теперь вот, видите, занято, — отозвался я.
Полистав телефонную книгу, лежащую на столе — точно такую же принесла мне в номер горничная, — я нашел телефон Марты и набрал его. Случайно в зеркале увидел, как вытянулось и побледнело лицо Геннадия Виссарионовича.
— Как это занято? — почти пролепетал он. — Там не может быть занято!
Марта сама взяла трубку.
— Привет. Я, представь, тебя видел сегодня, у тебя усталый вид.
— Когда видел, где?
— Случайно посмотрел в окно. Вижу, под навесом сидят два мужика и мальчик, потом и ты появилась в поле зрения… Скажи, Марта, мальчик — это Олег?
— Так, — сказала она. — Этого еще не хватало.
— Когда мы увидимся?
— Сегодня я не могу. — Марта заговорила сухой скороговоркой очень занятого человека. Первые ее фразы были сказаны иначе. — Завтра, если хочешь — завтра, можно даже утром или днем, а сейчас — извини…
Сухой, лишенный чувства голос Марты напомнил мне что-то — что-то не из нашей жизни. Я хотел понять, что это, но она уже бросила трубку.
Геннадий Виссарионович был все так же бледен. Дрожащей рукой он налил себе из графина воды и выпил.
— Чего это вы испугались? — зло спросил я.
— Сердце… сердце немного прихватило.
Громко, на всю школу, зазвенел звонок. В учительской, куда мы вошли, стало тесно. Обычная учительская, обычные учителя… Я немного успокоился. Уже знакомый учитель физики поставил на стол игрушечный самосвал и негромко сказал:
— Какой хороший получился город, даже жалко его.
Пол под ногами покачнулся, потолок слегка вздрогнул, и от плывущей под потолком люстры обозначилась наискось к окну трещина. Кто-то из учителей язвительно спросил:
— А зарядом обычного типа они не могли обойтись?
Геннадий Виссарионович уже тащил меня за рукав.
— Пойдемте, пойдемте скорее!
— А что произошло?
— Видели город в кабинете физики? Они на него только что атомную бомбу сбросили… Шучу, конечно.
Уже миновав большой прохладный вестибюль, а за ним и двери на улицу, я краем уха уловил обрывок разговора двух младших школьников:
— Двести рентген, — говорил один. — Опять переливание крови всем делать будут.
— Если двести, то не будут — мало, — отозвался другой. — Триста, триста пятьдесят — вот тогда бы делали.
IX
На улице по-прежнему ни одного человека. Остановившись возле здания поликлиники, я обратил внимание на урну. С круглого ее бока свисали банановая кожура, обрывок газеты; вокруг полно окурков.
Значит, люди все-таки есть! Кто-то же съел этот банан, смял эту газету? Какие-то люди курили эти сигареты, и их было немало… Взгляд мой остановился на еще дымящемся окурке, не более минуты назад вбитом каблуком в асфальт.
Заглушив мотор и заперев свою машину, Геннадий Виссарионович довольно бесцеремонно втащил меня в высокие стеклянные двери и поволок вверх по мраморной лестнице, по пустому больничному коридору. Он просто вцепился в мою ладонь, не давая остановиться.
— Послушайте, да послушайте, вы! Куда вы меня тащите? — воспротивился я. — Или мы опаздываем на торжественный сбор больных?..
Он остановился, отпустил мою руку и резко сказал:
— Не сами ли вы хотели уложиться в два дня?
Здесь тоже не было видно ни одного человека. Некоторые двери заперты, иные, наоборот, гостеприимно распахнуты, но если в школе Геннадий Виссарионович чувствовал себя более или менее нормально, то теперь он откровенно нервничал. Он искал главного врача, и никак не мог его найти, а спросить было не у кого. В конце концов мне надоело без толку бродить по пустым кабинетам, и я уперся. После чего Геннадий Виссарионович отправился искать главврача один, предложив мне подождать в коридоре, на втором этаже.