Крепы
Шрифт:
Рыча, джип взял небольшой подъем, свернул на мокрую кольцевую дорогу. Дождя здесь не было, но все блестело мутноватым черным серебром. У следующей развилки машина легко соскочила на бетонку и понеслась, набирая скорость.
— Через пять километров будет первый пост, — сказал Егор Кузьмич. — Решайте, кто из вас идет со мной.
— Пусть ты! — согласился Алан и слегка дотронулся до плеча Валентина. — Мне все равно… Мне не любопытно.
Джип рывком остановился.
— Тогда выходите, — сказал полковник. — Ни к чему нам лишние сложности!
Алан Маркович послушно выбрался из машины. Он зацепился глазами за краешек коричневой кобуры, висящей на боку у полковника. Из кобуры виднелось что-то пластмассовое, красного цвета, совершенно не военное.
— Наплевать мне, — сказал Алан Маркович. — Позвоните, если что-то хорошее, я буду дома… — и он захлопнул дверцу.
Джип укатил. Алан долго стоял один на совершенно пустом бетонном шоссе, потом медленно зашагал в сторону кольцевой дороги. Он дошел до нее пешком: за все время не было ни одной попутки.
Когда он вышел из автобуса рядом с домом и, задрав голову, посмотрел на свои окна, света в его квартире не было. Алан поднялся на лифте. Открыл дверь и вошел. До последней минуты он надеялся, что мальчик дома, что он лежит на диване: уснул, уткнувшись в книгу, рука соскользнула на пол… Он даже представлял себе, как разденет его, спящего, постелет постель и уложит по-человечески. Но в квартире никого не было. Часы показывали половину одиннадцатого. Он поднял руку, поднес пальцы к этим настенным круглым часам, и часы послушно остановились. Тиканье смолкло.
Егор
I
Стекло армейского джипа было новенькое, пуленепробиваемое, и, если не отрываясь смотреть на мелькающий вдоль узкой дороги лес, можно увидеть, что стекло это не такое уж и прозрачное: в каких-то оно разводах и искажает панораму в целом. Не сильно, но искажает. А настроение было бодрое — в самый раз по ситуации — ни убавить, ни прибавить. Давненько я не выбирался сюда, на полигон. Когда задача сложная, когда многое неясно и хочется ввязаться в драку — тут и боль не догонит.
С машиной управиться удалось на удивление просто — как-никак шесть лет за руль не садился. Я даже подумал, что и с самолетом, пожалуй, справлюсь. Истребитель, конечно, не потяну, но какой-нибудь простенький спортивный — «птичку» — вполне еще в состоянии поднять в воздух.
Водителя, конечно, подвел. Не имел он права отдавать мне машину. Кто я? Штатское лицо, полковник на пенсии. С меня и спроса нет, а ему-то — под трибунал — если джип не пригоню в гараж вовремя. Но, с другой стороны, нельзя же было парня с собой тащить — он бы и от половины происходящего свихнуться мог. Если не пригоню, нужно будет думать, как солдатика от ответа отмазать. В общем-то, это не проблема. Вот что старухе сказать? Впутала нас в эти игры… Впутала — факт! Но не женское это дело — с детским пистолетом в кобуре за привидениями по полигону носиться.
— А далеко еще? — неуверенно спрашивал за моей спиной Валентин Сергеевич, но отвечать ему мне вовсе не хотелось. Противно ему отвечать.
— Минут через пятнадцать будет первый пост! — говорю, а сам в зеркальце за ним наблюдаю. Тоже мне, завуч! Извертелся весь, что твой школьник за партой. На лбу капелька пота блестит, щечки запали, глаза бледные горят, но не от решимости, а от страха. Знаю я такие глаза.
— А пропуска у вас? — спрашивает.
— Нет, — говорю. — Они заказаны. — И нарочно ничего не объясняю. Пусть помучается.
И думаю: с такой подмогой идти — лучше бы уж одному. Или старуху взять. Бабка у меня боевая. Другой вопрос — что ее, как женщину, поберечь стоит. Хорошо хоть, вооружился как-то против нечисти. Легкая игрушка, ничего в кобуре не весит, пластмасса и вода, но действительно, не серебряной же пулей по детям из «Макарова» бить.
Пистолет я купил по пути из министерства, после дурацкой комиссии по аномальным явлениям, где меня даже не пустили в кабинет, хотя пришлось высидеть дикую очередь. Зашел, сам не зная зачем, в магазин игрушек, побродил — приятно все-таки посмотреть на все эти современные прелести — и купил. Красный водяной пистолет. Я его проверил. Струя тонкая, плотная, бьет на два с половиной метра. Ведь не из шприца же на эту нечисть брызгать, а драться придется — в этом я уже не сомневался.
В моей ситуации — когда жить осталось всего ничего и треть этой жизни ты проводишь в состоянии спасительной героиновой эйфории — все то, что накрутилось за последние несколько дней, было мне только на руку. Я и мечтать не мог о такой игре. Жалко, конечно, старуху, но ведь не я ее, а она меня во все это впутала. И самое главное — мне было уже глубоко наплевать, реально ли все происходящее, или всего лишь плод галлюцинации, приятное, так сказать, времяпрепровождение для моего духа. В состоянии, когда убегаешь от постоянной боли, лучше и быть не может.
«Напрасно Алана Марковича высадил. Несчастный он мужик, — размышлял я, вглядываясь в мокрое бетонное шоссе, наматывающееся на зеленый вибрирующий радиатор джипа. — Но есть в нем какая-то сила. Будто какая-то цель им движет. Хотя сам он об этой цели вряд ли догадывается. Сдался мне этот завуч? По лицу видно — мелкий человек, не человек даже, а полчеловека: ни характера, ни направления, только страх в глазах гнездится… Вообще неясно, чего он за мной увязался — не иначе как за свою шкуру трясется. Так боится потерять стабильность, что и на подвиг готов. А может, просто за свой рассудок, миляга, испугался — тоже повод для нестандартного поведения».
Бетонка заузилась и стала вилять, так что пришлось сосредоточиться на управлении машиной и выбросить на время из головы всю лирику. Лет двадцать назад я бывал на этом полигоне — проводили тогда воздушные стрельбы, били ракетами по вертолетам — и примерно представлял себе расположение постов.
Будочка справа от дороги и полосатый металлической шлагбаум оказались на том же месте, что и двадцать лет назад. Рядом с будочкой стоял солдат. Весь мокрый, сразу видно — трудяга. Вероятно, после прошедшего дождя здесь еще не было развода.