Крепы
Шрифт:
Олег сидел в уголке на полу, что-то быстро и очень тихо говорил в телефон. Антонина поднялась, еще минута — и она бы вцепилась в мальчика. Детские лица поворачивались в нашу сторону.
— Стреляйте! — крикнул Олег и уже громко добавил в трубку: — Если вы ничего не можете сделать, попросите Эльвиру… Попросите, чтобы полосатый Тим… Иначе!..
Вытянув из кобуры пистолет, я, прежде чем выстрелить, успел засунуть в нее цветок. Есть правило: во время боя руки должны быть свободны. Воды в пистолете оставалось мало, и стрелял я прицельно, с малого расстояния, практически в упор.
Антонина успела уже дотянуться до горла Олега, когда одежда на ней от моего выстрела вспыхнула и задымилась. Я знал, что не причиню никому никакого вреда: я только хотел выставить всех из комнаты и забаррикадироваться. Тонкая водяная струя из моего пистолета черной полосой разрезала крахмальную скатерть, стол распался. Дети с шумом кинулись в двустворчатые двери, сминая друг друга. Двое, мальчик и девочка, подхватив за ноги поверженную, на вид безжизненную Антонину, вытащили ее из комнаты последней. Олег все так же сидел на полу с телефонной трубкой в руке.
— Ну как? — спросил я.
— Разъединило. Они ничем не могут нам…
— Как ты думаешь, они сквозь двери легко проходят?
Олег бросил железную телефонную трубку и поднялся на ноги.
— Не всегда. Но там внизу есть еще один мраморный болван. У вас в обойме что-нибудь осталось?
— Осталось, — вздохнул я. — Именно, что-нибудь. На полвыстрела! Знаешь, я не понимаю! Не понимаю, чего они хотят? Во всем этом нет никакой логики…
На мой истерический вопрос Олег ответил очень серьезно, глухим каким-то голосом и даже чересчур спокойно:
— Это игра, — сказал он. — Они же дети. Только враг настоящий.
Не нужно было прислушиваться, чтобы уловить знакомую тяжелую поступь. Очередной каменный болван, оживленный мертвецами, поднимался по лестнице.
XI
Через пролом хорошо было видно, как подъезжают танки и занимают круговую оборону. Зачем Игорю понадобилось это устраивать, для меня так и осталось загадкой; вероятно, он хотел для начальства, для какой-то очередной комиссии сымитировать освоение новых элементов учебной программы и тем самым скрыть подлинную причину вторжения в усадьбу. В темноте сверкали прожектора. Подкатил грузовик, и было видно, как из-под темного мокрого брезента выскакивают солдаты.
«Дурак! — усмехнулся я. — А еще военный… Они не смогут даже увидеть противника, не то что стрелять на поражение. Впрочем, Антонину, вероятнее всего, эта буффонада остановит. Не похоже, чтобы она стала стращать тупоголовых военных безголовыми мраморными болванами. Могут ведь не понять и с перепугу снесут на всякий случай все здание под самый фундамент».
Подкатил новенький бронированный джип. Из джипа вышел Игорь. Он поправил фуражку, втянул голову в плечи и быстрым шагом, в сопровождении тощенького адъютанта, направился к центральному входу.
— Интересно, что они подумают, когда найдут там милицейскую машину? — спросил Олег.
Тяжелые удары мраморного кулака в дверь прекратились. Еще минуту назад монстр готов был разбить наши головы, но с появлением танков утих.
— Там еще и ваша машина…
— Ничего они не подумают! — сказал я. — Они военные, им думать не положено. Они сперва посмотрят, а потом, скорее всего, взорвут, чтобы не смущала.
— Что, военные со всем непонятным так?..
— А что еще с ним, с непонятным, делать-то?.. — Мне стало весело. — Я, к твоему сведению, тоже военный. В отставку уходил, между прочим, в звании полковника.
В свете прожекторов и переносок солдаты быстро занимали дом. Приоткрыв дверь, я видел, как внизу, в первом этаже, мелькают их зеленые каски. Шум танковых двигателей приутих, но не смолк. Игорь поднялся по лестнице, посветил мне в лицо, потом посветил в лицо Олега и, заметив фигуру слева от двери, сказал:
— Это ж надо додуматься! Ну зачем… — Он был явно раздражен. — Зачем вы все сюда лезете?
Мраморный болван был однорукий, выщербленный, но зато, в отличие от предыдущего, имел голову. Пустые белые глазницы смотрели на меня в свете ручного фонарика.
— Ты зачем сюда залез? — спросил я у Олега издевательски назидательным тоном.
— Интересное место, — подыгрывая мне, отозвался мальчик.
— Да хватит вам ерничать! — оборвал Игорь. — Поехали! Через двадцать две минуты, — он сверился с ручными часами, — будет следующий обстрел. Извините, отменить не смогу. Комиссия у нас, знаете, из генштаба. А кстати, что это там за милицейская машина внизу? Ты что, Егор Кузьмич, милицию вызвал?
— Нет, — сказал я, послушно спускаясь за ним по лестнице. Я больше не нюхал цветка, и темнота вокруг стала медленно сгущаться. — Просто заехали пьяные милиционеры на полигон во время учений. Попал снаряд или ракета — не знаю уж что… Машина загорелась… Милиционеры, бедняги, погибли…
Игорь только крякнул, но тут влез дотошный тощий адъютант:
— Когда это произошло?
— Ну, не знаю… — Мы уже стояли внизу возле «канарейки». — Может, месяц, а может, год назад. Не на этих учениях! А вот и милиционер. — Я заглянул внутрь машины: там медленно всплывала над сиденьем мышиного цвета форма и покачивалась мятая фуражка. — Можешь познакомиться с призраком, если есть охота!
Но ответа я уже не получил. Фонарь в руке Игоря дрогнул, и он широко и натужно зевнул. С мягким шлепком адъютант упал на пол в кирпичную крошку. Вытянув из кобуры цветок, я вдохнул его острый аромат — иначе было бы не разглядеть остального.
Снаружи все еще гудели на холостом ходу моторы танков, а внутри, в здании, уже воцарилось полное спокойствие. Победа маленьких покойников над вооруженными силами была совершенно очевидна. Солдаты валялись на полу, как разбросанное обмундирование; на груди каждого из них сидели мальчик или девочка, и эти мальчик или девочка, облизывая шершавые губы, зажимали сонную артерию на горле крепко спящего воина.