Крепы
Шрифт:
— Хотите купе? — У кассирши был сонный голос.
— Все равно. Пусть будет купе.
Длинные стрелки на вокзальных часах шевельнулись, поезд неприятно гуднул: до отправления оставалось всего несколько минут. Взять билет, пробежать по платформе… Можно и не бежать — теперь он уже не опоздает. А дальше — чего проще! — пройти по вагонам, заглядывая в каждую дверь.
Накануне вечером трудно было и надеяться, что вообще удастся выследить влюбленную куклу и ее мастера, но покойные воспитанники детской колонии имени Александра Урбицкого сделали невозможное. Каждый подозрительный самолет они прочесали еще в воздухе, до посадки.
— То густо, то пусто! — сказала кассирша, пробивая синюю полоску билета в своем кассовом аппарате.
— Простите!.. Я не..
По протянутой руке, по форменному рукаву мелкими быстрыми шажками пробежал маленький человечек. Каблучком он пнул металлическую пуговицу на манжете, после чего сделал на мизинце кассирши сальто-мортале и, оттолкнувшись от острого красного ногтя, спрыгнул на стопку чистой бумаги; затем повернулся и весело махнул ручкой. Одет он был в маленький желтый костюмчик, и Алан отчетливо различил как микроскопические золотые часики-луковичку, болтающиеся рядом с жилетным кармашком, так и торчащую черную бородку. Несмотря на свои размеры, лилипут был весьма немолод.
— На весь поезд за два месяца только семнадцать билетов продано! — объяснила кассирша. Никакого лилипута она, конечно, не видела. — А за последние десять минут вы уже четвертый! — и непроизвольно потерла ладонь о деревянный край своего стола.
На перроне никого. Серый потрескавшийся бетон, единственный, потрепанный поезд. Проводники, застывшие в дверях своих вагонов, будто статуи в нишах. Можно было не торопиться. Алан медленно двигался вдоль поезда, заглядывая в окна. Если удастся увидеть их до отправления, не придется потом лезть через все эти грохочущие переходные тамбуры. Перед тем как выйти из дому, он растер еще несколько лепестков и теперь, чтобы не упустить Олега из виду, вспоминая, поднимал руку к лицу и нюхал пальцы. Мертвых пассажиров в поезде не было, как, впрочем, и живых. Олег бежал впереди, тоже заглядывая в окна. Чья-то рука сильно потянула Алана Марковича за пальто — это было так нелепо, а он даже не удивился.
— Опять вы?
Красный плащ Анны промок насквозь, мокрые волосы липли к лицу, придавая ему какое-то странное, нечеловеческое выражение. Она щурилась. Алану потребовалось усилие, чтобы отнять ее руку от своего пальто. Анна не говорила ни слова, и он, оттолкнув ее, пошел дальше вдоль вагонов, продолжая заглядывать в окна.
— Вы не поедете! — крикнула она, пытаясь перекрыть своим голосом грохот тронувшегося состава. — Стойте! Вы никуда не едете, Алан Маркович.
Лязгнули ржавые буфера, поезд покачнулся и тронулся с места. Алан, сделав рывок — несколько быстрых шагов вдоль вагона, — вскочил на подножку. Размазав ладонью мокрые волосы по лицу, Анна рванулась за ним. Тогда Олег, кубарем кинувшись учительнице под ноги, толкнул ее головой, и она повалилась на бетон платформы, застонав от досады. Пытаясь подняться, она поймала мальчика за руку, но тот легко вырвался и сумел еще зацепиться за бампер последнего вагона.
Пока Алан Маркович, чертыхаясь, пробирался сквозь грохот тамбуров, мальчик, легко прошмыгнув сверху по крыше и спустившись через окно, успел первым добраться до парочки беглецов.
— Ты-то как здесь? — спросила кукла. — Мне казалось, мертвые привязаны к месту. Где тело лежит, там и ты…
— Мое тело еще не лежит… Его поставили в открытом гробу, — сказал Олег, устало опускаясь на нижнюю полку. — Пока меня не похоронят, я могу гулять где угодно.
— Чего ты от нас хочешь? — спросил Тимур, усиленно хмуря брови, но лицо его все равно продолжало излучать ту добрую улыбку, к которой Олег привык с детства. — Зачем ты здесь?
Под ленивый перестук колес в тамбуре что-то зазвенело, и стало слышно, как кто-то открывает все купе подряд. Тимур повернулся к двери. Он смотрел на свое отражение в зеркале до тех пор, пока это зеркало не отъехало в сторону.
— Ну вот! — сказала кукла. — Можно было догадаться. Где сын, там и отец!
— У вас какой-то вопрос? — спросил Тимур. — Или вы, Алан Маркович, решили просто покататься в почтовом поезде?
— Куда вы едете?
— Мы? — Тимур пожал плечами: — Трудно сказать. Мы не знаем. Просто хотим подальше куда-нибудь забраться.
В зеркале закрытой двери снова отразилось его молодое улыбающееся лицо.
— Вы вернетесь? — спросил Алан.
— Нет!
— Лучше бы вам вернуться. Там беспокоятся, что вы…
— Я знаю, о чем вы все беспокоитесь. Не будет этого! Правда, Майка?
— Конечно, не будет. Что мы, дураки?
В подтверждение ее слов с верхней полки послышалось пьяное чириканье, и оттуда посыпались перья подушки.
— Вот и Кромвель того же мнения! — подытожила кукла. — Простите, Алан Маркович, но ведь у вас билет в другое купе? — Она поднялась и рывком растворила дверь. — Было очень приятно с вами поговорить!
«Влюбленные! Влюбленные кретины… — думал Алан, пробираясь назад по поезду в поисках своего вагона. — Бегут, сами не зная зачем…» И вдруг в его памяти всплыл такой знакомый, такой печальный голос, пробивавшийся сквозь треск междугородной связи: «Если иначе не выйдет, Алан Маркович, миленький, — вы только поймите меня правильно, — их придется уничтожить. То есть куклу нашу!..»
Развернувшись, он быстро пошел назад, Олег отстал. Сжимая в кулаке мягкий бутон, Алан побежал. Один вагон, другой. Он оборачивался, искал глазами, но мальчик куда-то исчез. Вот еще один тамбур.
«Уничтожить их? Да не могу я, никто мне этого не простит! Убийство еще куда ни шло! В крайнем случае убью Тимура. Мастер — что мертвый, что живой — он всегда мастер, но разрушить эту прелестную фарфоровую девушку, этот шедевр механики… — подумал он, приостановившись в темноте и грохоте. — Да нет, нет — рука не поднимется. Исключено! Но сказать нужно все! Все, что я знаю! Пусть будет на его совести… Пусть!..»
И тут он увидел знакомый красный плащ. Железная дверь распахнулась… В красной полутьме лицо Анны казалось зловещим.
Тамбур был наполнен грохотом колес, угольным жаром и темнотой. Звенела по стене отслаивающаяся обшивка.
— Опять вы? — прошептала Анна. — Вы мне уже надоели!..
Повернувшись, она распахнула наружную дверь тамбура. Алан отпрянул. Дрожал в железном прямоугольном проеме смазанный частокол деревьев, и за частоколом слегка подскакивала луна.
— Подумай о своей жене, Алан. Подумай об Олеге! — прошептала она. — Если ты умрешь здесь, Алан, вы уже не сможете встретиться. Мертвые привязаны к месту.