Крепы
Шрифт:
— Только что… Я приехала только что…
«Придется все-таки его убить, — подумала я, и моя мысль была холодной, как игла на морозе. — Иначе… Иначе… Иначе никак!»
— Странно! — сказал Алан Маркович. В голосе его проскользнул легкий страх, но не больше. Он поднялся. — Извини, я должен сделать несколько звонков. Это срочно… И вообще, — он выглянул в коридор, — как ты вошла? Ты не похожа на мертвую.
— А она не мертвая! — сказал за моей спиной детский голос. Сосредоточившись на отце, я совсем позабыла о присутствии сына. — И никакая она не Арина Шалвовна. Папа, это Анна, учительница из нашего города. — Он обошел стол и оказался рядом с отцом, этот свеженький малолетний покойник. — Она — креп, папа. И она хочет тебя убить.
— Убить? — удивился Алан Маркович.
— Может быть, и нет… Может быть, вас и не стоит убивать. Все равно вы не можете ничего сделать! — сказала я, снова чувствуя детские пальцы на своей руке. — Все равно никто вам не поверит!
— Ошибаетесь! — возразил Градов. — Теперь мне поверят… Слишком весомы мои доказательства! Если мертвые хотят говорить, нужно дать им слово!
Лучше бы ему было замолчать. Он подписывал свой приговор и, наверное, знал об этом, но остановиться не мог:
— Одну луковицу я буду давать всем из своих рук, — сказал он. — Другую отправлю на анализ в лабораторию. А третью, конечно, нужно вырастить. Сейчас я позвоню в газету… Нужно только правильно построить мои предложения. Пусть это будет сначала воспринято как некий феномен психики… Вид нервного расстройства, вид наркотика, а уже потом можно поднимать цифры по городу мертвых. Против цифр тут уже никак… — Он не кричал, он говорил все это ровным, только немного возбужденным голосом. — На раскачку — неделя… Неделя! Не больше! И мир узнает о городе мертвых.
Телефон зазвонил сам. Как только пальцы Алана Марковича коснулись трубки, я вдруг поняла, что теперь уже не придется его убивать. Теперь он ничего не будет делать. После этого звонка он не будет ни звонить в газеты, ни выращивать луковицы. Потому что сам станет одним из нас. Неожиданно моя миссия оказалась выполненной, и для этого не потребовалось никакого усилия. Потребовалось просто стечение обстоятельств. Я поняла, но Олег еще не понял: он все еще хватался за мою руку, он все еще с ужасом смотрел на отца.
— Градов!
— Алан, Алан… Это я, Марта, — слышалось в телефонной трубке возбужденное женское всхлипывание. — Алан, я счастлива!
— Марта? — почему-то удивился он.
— Алан… Я знаю, ты сейчас переживаешь самый трудный, самый кошмарный момент своей жизни… Поэтому я и позвонила…
— Откуда ты…
— Я знаю, потому что я звоню из будущего. Это совсем недалеко, года полтора получается. Алан, умоляю тебя, не сопротивляйся судьбе, и мы будем счастливы — и ты, и я, и Олег…
— Как? — У него даже в горле пересохло. — Как счастливы?
— Олег же уже умер? — спросила Марта.
— Да… Умер!
— И ты умрешь! И мы будем вместе. Понимаешь, вместе! Не сопротивляйся им, Алан. Вечно вместе!
Алан Маркович посмотрел на Олега, тот все слышал. И губы мальчика все больше и больше растягивала судорожная улыбка, а рука с зажатым кулачком поднималась все выше и выше.
Я медленно спускалась по лестнице. Осторожно ставила каблуки на каменные ступеньки — будто расставляла нежные хрустальные рюмочки на скатерти. Я боялась упустить хотя бы одну деталь из своего триумфа.
«Не нужно никого убивать, — думала я. — Алан соединится со своей женой в одно существо, как и я со своим учителем, как старуха Герда с полковником. Не нужно никого убивать, потому что и без того все будущее наше. Не мое, а наше. Мы можем видеть лучше мертвых и двигаться быстрее живых».
Перед глазами моими вдруг встала страница — наугад открытый псалтырь.
«Читай! — сказал во мне учитель. — Читай».
«Ибо не враг мой поносит меня, не ненавистник мой величается надо мною, — повторяла я, следуя его голосу, — но ты, который был для меня то же, что и я, друг мой и близкий мой. Да найдет на них смерть! И сойдут они живыми».
В последний раз ударил мой железный каблук о каменную ступеньку. Я выиграла. Олег разжал кулак, и из него выпала на стол раздавленная цветочная луковица. Алан Маркович сквозь слезы смотрел на сына. И это были вполне счастливые слезы.
Побоище
I
Поставленный на багажную тележку, темный гроб показался почему-то особенно коротким. Шел дождь, и гроб блестел, также блестели и прижатые непогодой к бетону взлетных полос огромные самолеты. Маленькая девочка стояла рядом, она задирала голову и следила за движением облаков. Девочка держалась за руку Алана, ее пальчики так и впивались в его ладонь.
— Он ведь здесь, рядом? — спросила она, когда багажная тележка с гробом Олега пропала за пеленой. — Он меня слышит?
— Вот только мы его не слышим…
Говорили они шепотом: Алан — пригибаясь, а Мусина — вставая на цыпочки. Так они вышли из здания аэропорта и сели в ожидающее такси.
— А когда?
— Цветы выросли… Может быть, сегодня.
— Вы дадите мне с собой лепесток?
— С собой?
— У меня есть друзья среди мертвых. Видели бревенчатый домик с флагом? В гараже под вашими окнами? Алан Маркович, они же, наверное, смеются над нами. Они, наверное, рядом и мне «нос» показывают!
— Хорошо, обязательно дам тебе лепесток, а сейчас иди домой. — Такси остановилось, и девочка вышла. — Приходи завтра вечером, — сказал Алан и захлопнул дверцу. — Завтра…
Достав из ящика извещение, он развернулся в подъезде и отправился на почту. Было пять часов вечера, весенняя сырость пробирала до костей, хотелось вытянуться в кресле, глотнуть чего-нибудь горячего, но бандероль — прежде всего. Он ждал ее уже полтора месяца. Посылочка оказалась совсем маленькая, граммов сто пятьдесят, не больше.