Крепы
Шрифт:
Тогда во мне не было внутреннего единства. Я хотела уничтожить отчет, лежащий в саквояже Градова. Зачем? Могла ли эта бумага изменить порядок вещей? Нет. Скорее, мною руководила глупая суета. Меня бесили эти листки. Я ненавидела их, и одновременно с тем я остро хотела, чтобы о городе мертвых узнал весь мир. Странная двойственная логика. Детская логика.
«Если бы на самолет не напали, все могло бы сложиться иначе, — подумала я, стремительно падая в бездну. — Зачем они испортили листки?.. Наверное, из шалости… Из той же детской шалости, что руководила и мною».
Несущая
XI
Ударившись голыми пятками о ковер, под которым чувствовался холодный каменный пол, я широким движением ладони отерла с лица пот. Кто и как перебросил меня сюда, понять я не могла, но к этой минуте память окончательно восстановилась. Мыло стекало по моему голому телу и засыхало. Вокруг, в свете ярких люстр приплясывали юные бандиты — большая толпа юных бандитов. На меня показывали грязные детские пальцы.
Руководила толпой женщина. Она повернулась, и я узнала Антонину. В глазах мертвой учительницы была холодная ярость. Стало понятно: она знает обо мне многое и, по всей видимости, завидует.
Толпа детей вся всколыхнулась и переориентировалась. Все они смотрели на меня. Кажется, я попятилась, по крайней мере успела сделать какое-то неуверенное движение назад. Сквозь Антонину, как сквозь раскачивающуюся медузу, я увидела Олега. Мальчик был бледен, он стоял, широко расставив ноги и чуть раскачиваясь, в руке он держал знакомый красный пистолет. Я впилась в Олега глазами, одновременно на нем повисли несколько мертвецов.
Я не смогла пробиться сквозь эту толпу, завязла. Меня оплели десятки слабеньких рук. Они тянули за ноги и за руки, давили на грудь, на горло, стало трудно дышать.
— Анна! — крикнул Олег.
Пытаясь вырваться и бешено сопротивляясь, я увидела, как Олег отшвырнул свой пистолет, приподнялся под грузом мертвецов и заорал уже во все горло:
— Эльвира, Тим…
Оглушительно грохнуло. Меня обдало кирпичной крошкой и горьким дымом. Осколок попал мальчику в затылок. Олег с силой качнулся вперед, в мою сторону, и вдруг вскинул руки. Мой мальчик каким-то невероятным образом продолжал удерживаться в своем теле. Я рванулась изо всех сил, и юные покойники стекли с рук, как разорванные веревки.
«Но при чем здесь…» — подумала я. И тотчас получила ответ. Рядом со мной стояла Эльвира.
Она, чуть покачиваясь, пружинила на каблуках своих черных сапожек.
— Приветик! — сказала, оборачиваясь, Эльвира и поправила черную веревку на своем плече. — А чего это ты, Аня, голая?
Сбившись в огромный пульсирующий комок, компания юных бандитов зашипела — так может шипеть огромная гадюка — и, сначала было отступив, развернулась и медленно покатила на нас. Вспыхнуло где-то высоко над головой, в проломе крыши. Сверху упал яркий луч света, а по лучу соскользнул вниз и встал рядом с Эльвирой полосатый Тим. Он смешно сжимал перед собой руки, будто все еще держал баранку грузовика.
— Лихо ты меня! — продавил сквозь зубы Тим и опустил руки. — Предупреждать надо!
— Вовремя вы, ребята, — сказала я. — Чуть не удавили беспризорники.
— Действительно! — сказала Эльвира. — Предупреждать надо! — Она неприязненно глянула на меня. — Что случилось-то? К чему такая спешка?
Я, кажется, покачала головой. Я не могла ничего понять.
— Олег! — крикнула Эльвира, разглядев наконец мальчика за раскачивающейся, полупрозрачной массой. — Олег…
— Он уже мертвый, — сказала я. — Не надо.
Толпа беспризорников с тем же шипением чуть отступила и поглотила Олега. Рядом с Олегом, в самом сердце этого месива можно было заметить и лицо полковника. Полковник сопротивлялся, беспризорники пытались его душить.
— Сейчас! — сказала Эльвира. И в этом единственном слове выразилось все ее настроение.
Работая веревкой, как жирным толстым хлыстом, Эльвира прорвалась сквозь толпу. Точным ударом она разбила одну из люстр. Сразу потемнело. На головы со звоном посыпались сверкающие осколки.
— А почему ты голая? — спросил Тим.
— Из ванной…
— А я прямо из машины… — сказал он. — Представляешь, на полной скорости грузовик бросил.
Взмахнув своей веревкой, Эльвира сильным ударом сбила с ног Антонину, и мертвая учительница покатилась по полу под ноги колонистов, цепляясь за смятые ковры и истошно крича. Потеряв руководителя, беспризорники потеряли и весь свой боевой задор. Толпа распалась на отдельные личности и сама собою рассредоточилась.
«Их бросок через пространство был такой же неожиданностью, как и мой… — думала я. — Но кто тогда это с нами проделал? Дурацкая комиссия? Вряд ли. Если бы у них были такие возможности, никогда бы они не обратились за помощью к юным головорезам. Тогда кто?»
Осторожно повернувшись, я — более интуитивно, чем сознательно — поискала какое-нибудь зеркало. Нашла его — высокое, узкое, в бронзовой раме. Смотреть на себя было неприятно: голая сгорбленная девица, вся покрытая струпьями и засохшей пеной. Мое изображение в зеркале вздрогнуло. Только на одно мгновение оно заменилось другим. На меня глянули мягкие карие глаза Александра Евгеньевича. Я будто услышала его тихий голос: «Девочка, не задавай себе глупых вопросов! Не нужно! Кто же это сделал, если не ты сама?!»
Опять громыхнул залп, но уже в отдалении — звук, как удар в подушку. Олег смотрел на меня и моргал. В глазах мальчика были слезы. Что я могла ему сказать?
Он отвернулся.
— Здравствуй, Эльвира! — сказал он.
— Здравствуй, — отозвалась она. Эльвира тяжело дышала и никак не могла остановить веревку, кружащую в руке. — А ты повзрослел.
— Прошло очень немного времени… — сказал Олег. Он был бледен, но слезы быстро просыхали на детских щеках. Это было невероятно, но мальчик продолжал удерживаться в своем мертвом теле. Он опять смотрел на меня. — Анна, пожалуйста, надень что-нибудь, — попросил он.