Крепы
Шрифт:
— Мой.
Трудно было не догадаться: чиновник методично симулировал полное непонимание. Хотя цель его и не была мне ясна, но реакция невидимых Алану Марковичу остальных членов комиссии, передающих друг другу листки отчета, их краткие жесты и кивки не оставляли сомнения: документ произвел фурор. Меня они изучали с тем же интересом, что и листы испорченного отчета.
— Можно спросить? — как вежливая ученица сказала я и даже чуть не подняла руку.
— Конечно… Конечно, девочка… Спрашивай, — отозвалась одна из женщин. Очень полная, с круглым розовым лицом, она смотрела на меня добрыми, ясными глазами благополучного мертвеца. Такие глаза были у нас в городе лишь у тех покойников, кому не приходилось делить своего жилища с живыми. — Что бы тебе хотелось узнать?
— Да, наверное, вреда не будет, — пробулькал старик в расстегнутом пиджаке и тугой жилетке, сидящий справа от меня.
— А с самого начала никакого вреда не было, — сказала женщина с розовым лицом. — Я с самого начала была против этого идиотского плана. Если мы хотим привлечь это явление на свою сторону, так зачем же лишать его памяти. — Она снова глянула на меня. — Спрашивай, девочка. Что ты хочешь узнать?
Вопрос дался мне с трудом. Собственно, я уже знала на него ответ. Ответ во многом складывался из того, что я знала с детства. Я ничего не помнила из последнего времени, но мужское лицо в зеркале, неожиданно сменяющее мое собственное отражение, говорило о многом.
— Я ничего о себе не помню… — начала я. — Скажите, я не человек?
Последовал кивок. Кто-то из сидящих за столом сделал в блокноте запись. Стало так тихо, что я услышала, как за дверью в приемной маленькие призраки перебрасывают буквы. Я даже услышала, как упала с кончика носа полковника капля пота. Я почему-то подумала, что от такой большой капли на штанине должно образоваться неприятное темное пятно.
— А кто же я тогда?
— Разумное существо… — сказала женщина с розовым лицом. Глаза ее были так добры, что мне показалась, она с удовольствием бы погладила меня по голове. — Ты была человеком. Раньше… Недавно… Видишь ли, девочка, мы и сами толком не знаем, как это происходит, но при каких-то условиях два человека объединяются в одно существо.
Зачем-то запихивая свои листки назад в саквояж, Алан Маркович просто дрожал от ярости. Если б он только мог сейчас приложить к своему глупому носу цветок. Если б мог услышать все это! Если б мог хотя бы на миг увидеть комиссию в полном составе! Но он видел лишь единственного ее живого представителя.
— Она действительно ничего не помнит? — сказала расстроенным голосом женщина с розовым лицом.
— Совершенно ничего. Это называется — поручили работу Антонине.
— Не вижу особого криминала! — возразил старик в жилетке.
— А то вы не знаете, что происходит, когда Антонина берется за дело?
— Ну, предположим, знаем… Допустим, она немного перестаралась. Но будто бы мы могли это еще кому-то поручить! Вас послушать, милочка, так получается, будто у нас на посылках армия… А нет никакой армии. Никого нет! — Он не выдержал и расстегнул нижнюю пуговицу своей жилетки. — Никого у нас нет!
Один из листков скользнул по полировке на пол, и Алан Маркович, нагибаясь, ловил его растопыренными пальцами.
— А что Антонина… Она тоже? — спросила я.
— Нет, Антонина обычная мертвая… Просто она внештатный сотрудник отдела… Выполняет отдельные поручения.
Следующий вопрос я, кажется, задала шепотом:
— Скажите, пожалуйста… Что такое крепы? — Я не поняла, кто из них мне ответил, но запомнила, что голос был мужской и неприятный:
— Креп — это функция, функция и только. Если хотите — результат эволюционного процесса. Естественный и жестокий результат. Как урок математики в средней школе! Обществу понадобилась новая функция, и появились вы.
— Мы? — Я разозлилась и прикусила губу, потом спросила: — Я не знаю, кто я, но теперь я знаю, кто на меня напал!.. — Я удерживалась, чтобы не сорваться на крик. — Кто дал вам право решать за других? Кто?
Скулы Алана Марковича шевелились, он тоже готов был закричать, замахать руками, устроить скандал. Наверное, мне было все-таки легче.
— Мы ничего не решаем, — мягко сказала сидящая по другую сторону стола немолодая седая женщина и поправила волосы. Перстни на ее полной руке безвкусно блеснули. — Мы только кое-что корректируем.
Уже отворив дверь, уже подняв ногу, чтобы сделать шаг и выйти из кабинета, Алан Маркович вдруг обернулся. Его пальцы сцепились на рукоятке саквояжа и побелели. Он напряженно смотрел в глаза единственному живому члену комиссии.
— Вы мне не верите? — спросил он.
Бюрократ отрицательно покачал головой, остальные члены комиссии заулыбались.
— Зачем вы с ним так жестоко? — возмутилась я.
— Таковы правила… В этом кабинете живые могут получить информацию только от нашего председателя…
— А он председатель чего? — спросила я.
— Очень глупый вопрос, между прочим… — сказала седовласая женщина. — Но ответ на него существует. Ответ, правда, такой же глупый, как и сам вопрос. Ибрагим Андреевич, — она указала на лысого пальцем, — и есть председатель Комиссии по аномальным явлениям. Но, как вы, наверное, уже догадались, о подлинных задачах комиссии он ничего не знает.
— Умрет — узнает! — буркнул мужчина в двубортном костюме.
— Конечно, — согласилась седая. — Умрет — узнает. Все мы прошли эту стадию. Все мы, когда нас назначали на этот внешне малозначительный пост, не были в курсе, и вот мы здесь.
— Чего вы от меня хотите? — спросила я. — Вам нужна какая-то моя помощь? Вообще, я не понимаю, кто вас больше интересует — живые или мертвые?
— Мы в равной степени учитываем права как мертвых, так и живых. Мы, конечно же, заинтересованы в сотрудничестве.
Будто порывом сквозняка меня вытолкнуло за дверь и, как в тесто, погрузило в собственное тело.