Крещение огнем. Мертвые не умеют смеяться

Лещенко Владимир

Час назад исполинский мегаполис жил обычной жизнью, и то что него с разных направлений входили войска знала от силы лишь одна десятая часть, а еще меньше – понимало что происходит.

Ехали на работу и с работы люди – от рабочих еще работающих авиазаводов до длинноногих фотомоделей. Проходили банковские операции и презентации, выставки и свадьбы. Люди покупали в магазинах подарки к уже близкому Новому Году, развлекались в казино, варьете, назначали свидания, строили

планы на будущее.

Теперь лишь в трех из восьми округов Столицы жизнь текла более-менее по прежнему: люди лишь досадовали на вдруг окончательно «поехавший» Интернет, на сдохшие телевизионные ретрансляторы, на заглючившие мобильники...

А семь с лишним миллионов человек оказались погружены во мрак.

В тиши остывающих квартир робко жались люди, с обреченностью ждавшие когда все это закончится. Мрак и молчание стали хозяевами улиц и проспектов. Лишь изредка из чрева темных домов доносились неясные звуки, да, словно напуганные механические звери, гудели замершие в пробках машины.

Беда уровняла и жителей «хрущоб» и хозяев роскошных пентхаузов в тридцати-сорокаэтажных элитных комплексах. Впрочем, нет: последним было еще хуже: они оказались заперты в своих высоко вознесенных над городом холодных апартаментах, без насосного водоснабжения , «сдохшего» одновременно с вырубившимся электричеством в то время как жители стареньких, многократно осмеянных в прессе и «комедиклабах» панельных пятиэтажек, могли хотя бы погреться у газовых конфорок. А вода к ним поступала самотеком, пусть холодная, но в изобилии. Но по большому счету все оказались равны.

На ощупь, по лестницам пробирались домой обыватели мимо бесполезных теперь лифтов, и никого не защищающих домофонов.

А потом потихоньку стали выбираться на улицы, потому что одиночество в темных жилищах было невыносимым. Они собирались во дворах, иные набивались в машины, где запускали печки, другие просто собирались толпами, о чем-то переговариваясь. Но все чаще, молча замирали, когда издали доносилась автоматная стрельба, взрывы или лязг гусениц...

Войска также мерно двигались по городу, уже встретив первое сопротивление, хотя многие командиры встревожились – не очередная ли это каверза противника? Но пока все шло нормально, тем более что сияющее над домами зарево успокаивало – не везде так, может, просто авария…

* * *

Так началась эта ночь. Страшная ночь. Первая ночь нового мира как потом окажется...

Лежал возле медленно занимающейся административной пристройки умирающий старшина российской армии Полухин, глядя в звездное холодное небо, страдая от боли в развороченном боку.

И мысли прожженного мента были на удивление возвышены, далеки от уходящего земного бытия. Он был искренне рад что его отделение ушло все-таки от этих чертовых убийц, непонятно как оказавшихся тут.

— Мы их сделали все-таки! — бормотал, не замечая, что произносит это вслух русский мужик, медленно, но верно отравляемый разносимым по крови ядом из разорванных почки и пищевода. — Живите, ребята!..

И слезы, безостановочно катящиеся по небритым щекам, застывали на морозе...

Плакал, сидя возле остывающего трупа Багдасаряна, его закадычный друг, девятнадцатилетний парень из Углегорска Игорь Степанов. Ему было холодно и страшно – одному, без товарищей, всего с тремя патронами в магазине.

Бледный как смерть стоял над расстрелянными им стариками последний уцелевший боец охраны, думая, что лучшим выходом было бы застрелиться: десяти лет тюрьмы ему, скорее всего, не пережить. В опустевшей, осиротевшей операторской заливалась сигнализация, сообщавшая о падении уровня масла в двух десятках трансформаторов, аварийных замыканиях и пожарах.

А в здании Министерства по чрезвычайным ситуациям наспех собранный штаб по ликвидации аварии пытался что-то сделать, на время, забыв даже о том, что в городе активно происходит смена власти. Пока еще не переворот, ибо переворотами становятся лишь неудавшиеся операции подобного рода. А удавшиеся — входят в историю, как революции. И эту можно было смело назвать Декабрьской Темной.

Сделать что-то было уже невозможно. Физически.

Гражданская оборона за последние полтора десятилетия приобрела огромный опыт ликвидации всяческих катастроф, но с таким масштабным апокалипсисом ничего не могла поделать даже она. Как раз перед тем как в здание ворвались первые штурмовые подразделения «группы А», специалисты МЧС выяснили, что масштабы аварии превосходят все, случавшееся когда-то в мировой практике, и теперь на восстановление подачи энергии придется затратить как минимум трое суток. Это притом, что, как сообщил прибывший на первое и последнее заседание чрезвычайного штаба представитель Росгидромета, по сводкам метеостанций, в столичном регионе в ближайшие сутки ожидалось резкое похолодание.

Ад все-таки разверзся для нового Вавилона, как уже не раз вещали и безумные пророки, и респектабельные чернокнижники с государственными лицензиями на оказание магических услуг.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Москва-Харьков-Брянск. 2007-2013-2024