Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник)
Шрифт:
Чтобы довести разбор обстоятельств гибели группы до конца, командир полка на свой страх и риск послал Русанова, после его разговора с летчиками, к истребителям, с надеждой найти с ними общий язык: объяснить, что нужно штурмовикам, и понять трудности и возможности летчиков с «лаггов». Митрохин очень надеялся, что заместителю как-то удастся примирить интересы сторон и найти приемлемое решение.
Комиссар полка высказался за то, чтобы поднять высоту полета. Это облегчило бы истребителям наблюдение за «илами», создало бы предпосылки к тому, что до цели они смогут идти общей группой, сумеют помочь друг другу. Ну а
Матвей Осипов после гибели Наконечного и от горя, и от все усиливающейся жары почернел, лицо его осунулось и совсем утратило юношеские округлые черты. Разговорчивость сменилась сосредоточенной молчаливостью. Напряженная работа мысли требовала уединения, и он искал его. Оставшись один, он то и дело вытаскивал свой блокнот, читал прошлые записи, возвращался к прежним своим соображениям. Делал новые пометки по горячим следам.
Только одна Светлана, ее вид, ее присутствие выводили его из раздумий, заставляли на какое-то время как бы отойти от обрушившихся на полк невзгод. На миг расслабиться, размагнититься.
Разбор воздушного боя, в котором погибли Горохов и его летчики, вновь обострил в нем желание понять пружины, приводящие в движение врагов его народа. Враг наступал. И все время над всем главный вопрос: когда же наступлению будет положен конец? В воздушном бою не было неясностей. Его исход решали прежде всего численное преимущество фашистских летчиков, лучшие маневренные качества «мессершмитта». В этом и только в этом – правда: бомбардировщик или штурмовик всегда был и будет менее поворотлив, нежели самолет-истребитель. Бой – частность. Его же прежде всего сейчас интересовали враги как люди: солдаты и офицеры, главное – летчики, которые были, наверное, его же возраста и не образованнее пилотов его полка.
Матвей опять и опять вытаскивал свой обшарпанный портфельчик, хранивший разные сообщения, которые он начал собирать еще в госпитале.
Он искал газету «Красная Армия» за октябрь прошлого года, которая, как ему казалось, могла помочь в его размышлениях. И вновь стал перечитывать отчет об антифашистском митинге, состоявшемся в Москве. Его обращение «К молодежи всего мира».
Слова, обращенные к советской молодежи, были понятны, мысли знакомы, казались совершенно естественными. И он был убежден, что они также близки молодежи полка, комсомольцам его Родины.
«…Молодежь Германии!
Несмываемым позором легли на тебя слезы и кровь детей, женщин и стариков. Никогда немецкая молодежь не играла такой преступной роли, которую навязал тебе Гитлер. И до тех пор, пока ты играешь эту роль, только презрение и смерть являются твоим уделом. Уже миллионы немецких солдат погибли…»
Читать Матвей дальше не стал…
«Способен ли понять сейчас молодой немец то, что здесь написано? – думал он. – Вероятнее всего, прочитав или услышав, он не усомнился в своих действиях, а тем более в Гитлере. У их ног побежденная Европа. Фронт под Москвой, Ленинградом, в Донбассе, и мы вновь отступаем… Нет, обстановка не для критического размышления. Чтобы заставить немца усомниться в Гитлере, его надо крепко, очень крепко побить. Мы убеждены в правоте нашего дела и не мыслим себя без социализма. Враг же за линией
Вера?.. Много это или мало?..
Мало, чтобы убедить другие народы в их неполноценности, в необходимости рабской покорности перед завоевателем. Вера – это и не так мало, чтобы идти в огонь. Во имя веры убивать и жечь, завоевывать и гибнуть самим. Вера! Религия основана на вере, на слепой догме. И в нее столетиями верят миллиарды людей. И не просто верят, а под религиозными лозунгами и знаменами уничтожали и уничтожают друг друга в войнах, сжигают себя на кострах. Надо заставить немцев усомниться в их фюрере! В их вере. В идеях. А для этого есть только один путь – их поражение! Но кто в Германии усомнится раньше: молодежь или пожилые люди? Исполнители или руководители?..»
Мельника вызвал комиссар дивизии. Фрол Сергеевич ехал с плохим настроением: догадывался, что разговор будет по его последнему политдонесению. Зная наперед о предстоящих неприятностях, он уже несколько раз вспоминал все им написанное и приходил к выводу, что вопрос изложен правильно, ничего выдуманного нет. Пока доехал – стемнело, и это немного успокоило его: сегодня уже вылетов не будет. Он всех своих утром увидит вновь.
Комиссар встретил Мельника сдержанно и подчеркнуто официально: из-за рабочего стола не вышел и руки не подал. Такой прием насторожил и разозлил Фрола Сергеевича: он не чувствовал за собой никакой вины и к тому же не терпел чиновничьего пижонства.
– Мельник, вы последнее донесение серьезно писали или впопыхах, с эмоциями?
– Серьезно и без спешки.
– Почему же вы, капитан, осуждаете все и всех? Оказывается, вы один все видите и все понимаете, а мы и старше нас – зеленые и неразумные. По вашему мнению, надо отменить боевой устав и всем дать возможность действовать только по собственному разумению.
– Я так не считаю, и в полку у нас вопрос так не стоит. Только нам виднее в бою, как и что. Тактика, как живое дело, по законам диалектики явление подвижное. А из-за косности мы несем лишние жертвы.
– Опять поучаете. Ваше дело не бузотерить, не выискивать виновников, а стоять на страже приказов старших и заставлять людей лучше воевать.
– Летчиков заставлять воевать не надо. Они летают не за страх, а из любви к Родине, верят в наше правое дело и в неизбежную победу. Вместе с ними и комиссар полка летает как летчик. Нас ведет в бой ненависть к врагу и честь за погибших.
– Комиссару летать часто совсем не обязательно.
– Ну, это кто как понимает свое дело.
– Не дерзи. Ты же не рядовой летчик. Ну, пошел в бой, когда надо, когда нужно воодушевить людей, когда трудно.
– А теперь каждый раз трудно; вылетая, не знаешь, придешь ли обратно. Но отказов идти в бой не было ни одного… Летчиков осталось мало, уже меньше половины полка, поэтому, если бы и не хотел лететь, так надо. Иначе никакой политработы не получится.
– Командир-то в бой ходит?
– Редковато, но летает. У него дел много. А на маленькие группы у него, наверное, и нет нужды себя наряжать на вылет.