Кресение
Шрифт:
Наблюдения над собой подсказывают нам: душевная беседа очищает от той боли, что несут в себе образы. Но единственный ли это способ освобождения от камней, лежащих на душе?
Вот две подружки поссорились. Обе чувствуют обиду. Они попытались поговорить, разобраться – девочки часто занимаются подобными разборками и выяснениями отношений. Но обида не ушла. В конце концов, они устали и сдались. Теперь они просто живут рядом, делая вид, что ничего не произошло, но тяжесть таится где-то в душе, и прежней дружбы уж нет.
Но вдруг раздается песня, которая берет их за душу, и они обе
Конечно, песня оказала воздействие. Она заставила звучать душу и с ней то, что лежит на душе. Но это был всего лишь отклик души, почему же ушла обида?
А что, собственно говоря, произошло, когда отзывалась их душа?
Они стали ее видеть.
До этого они видели только тот камень, что на ней, они были целиком поглощены своей обидой, а теперь они получили возможность стать больше и увидеть сразу и душу, и то, что ее давит.
И тогда стал возможен вопрос: ради чего я предпочитаю жить обидой, а не душой? В сущности, это вопрос о предательстве самого себя ради мести другому. Осознавание выбора, осознавание цены, которую ты платишь за право обижаться, позволяет освобождаться из ловушки, которой оказался образ обиды.
Толчком же к очищению стал вопрос о причине своих страданий.
У всех наших болезней есть причины. Они часто бывают очень сложными и соплетаются в длинные цепи образных связей, которые мы не в силах охватить единым взглядом. Именно из-за того, что нам не хватает широты видения, мы теряем само ощущение возможности выбора, теряем осознавание себя и своей души и не можем сопоставить камень на душе с самой душой. Имей мы в каждой обиде возможность такого сопоставления, выбор был бы очевиден и прост – не предавать же душу из-за какой-то обиды!
Душевные ловушки устроены именно так и действуют только потому, что мы не можем охватить их единым взором. Но этому искусству можно учится, о чем будет особый рассказ.
Есть, правда, ловушки и самого сознания, и о них тоже надо рассказывать особо. Пока достаточно сказать, что у них тоже всегда есть некая исходная причина, которая скрыта от прямого осознавания бесконечными слоями содержаний сознания. Мазыки их «читали» по-охотничьи, как распутывают следы зверей, тем самым облегчая себе работу по очищению привычным делом – охотой. Охотник всегда знает, что любой следочек имеет своего хозяина и ведет из прошлого в будущее. И от него можно перейти к следующему следочку, и к следующему, и так добраться до самого зверя, который есть причина беды или ошибки.
Такое распутывание «набродов» собственного ума или же следов болезни, называлось «Тропление». Тропить – это охотничье выражение, означающее выслеживать зверя по следам. Тропить можно по ходу, а можно в пяту, то есть в сторону исходных причин, чтобы понять, как же все так сложилось в твоем сознании. При кресении тропят в пяту.
Поскольку кресение было важнейшей частью мазыкской жизни, возможно, именно поэтому они говорили о себе как о людях тропы, о ходоках или ходебщиках. Впрочем, это уже мои домыслы…
Охота для человека обычного общества – совсем не простое дело. Это дело магическое, и ни один первобытный охотник не выходил в лес без магических обрядов. Охота никогда не была простым делом, особенно в первобытные времена. Она требовала не только выносливости, ловкости и способности переносить лишения и тяготы, но и особого качества: способности не сдаваться, пока не победишь. Все эти способности осваивались и обретались в особых обрядах и упражнениях. Но для нас их суть – в том, чтобы стать охотником за самим собой.
В силу этого охота – это особое состояние сознания, которое облегчает тебе самые сложные битвы с тем, чем одержимо твое сознание, и его можно освоить. Самое главное в нем – это впитанное в самое естество понимание: кто не сдается, тот однажды обязательно побеждает, обязательно добывает свою добычу. А в отношении кресения из этого вырастает постоянно присутствующее знание: если не сдаваться, очищение обязательно будет достигнуто, потому что у любой помехи, существующей в твоем сознании, всегда есть причина. И ее можно найти.
Состояние охотника при кресении позволяет погружаться в свое сознание как в цельный мир. Образы же, которые мы ощущаем камнями на душе, в этом состоянии начинают видеться объемными, и ты входишь в них, как в особые пространства.
Это очень уважительное отношение к миру и противнику, и очень сильное состояние, в котором тебе по плечу гораздо больше, чем обычно. Этому надо учиться. Это непросто, но могу сказать от себя: очищение, если его делать в состоянии древнего охотника, становится увлекательным приключением.
Глава 7. Осознавание
Но нельзя пойти дальше, пока не будет извлечен урок из предыдущей главы: обида ушла потому, что при расширении видения пришло осознавание, что ты держишь себя в ловушке образа, а не в душе.
Что такое осознавание, сходу сказать трудно, но можно сказать, что в какой-то миг ты вдруг понимаешь, что видел только часть того, на что смотришь. А в следующий ты схватываешь сознанием обе части – и камень на душе, и душу, – и у тебя рождается единый образ этого сложного явления. Его можно назвать пониманием, или пониманием сути, но это всегда образ, причем по-своему завершенный образ чего-то, что ранее ощущалось в твоем сознании лишь как смутное присутствие.
Именно появление образа, который позволяет от восприятия явления перейти к его осмыслению и действиям, и дает ощущение, которое вырывается из нас восклицанием: я осознал!
Осознать – сделать достоянием сознания, а сознание способно хранить лишь образы. Безобразное растворяется в нем в смутные тени и уходит.
Но как мы из предмета восприятия делаем образы? Ясно, что речь идет не о восприятии простых вещей. С простых вещей и явлений мы просто делаем слепки или отпечатки. Для них осознавание не требуется. Да мы и не применяем это выражение для простых вещей. Мы говорим: я осознал, – о чем-то сложном для нас. Например, осознал вину, осознал ошибку, осознал свои возможности. Даже о задачах и правилах мы говорим всего лишь: понял.