Кресение
Шрифт:
Предполагаю, потому, что люди не ставили перед собой такую задачу намеренно. Они просто беседовали до тех пор, пока не ощущали облегчения, и тогда останавливались, удовлетворенные уже тем, чего достигли.
А что будет, если эту задачу поставить? Можно ли использовать то, что открывается нам через исследование душевной беседы, для настоящего очищения? Для полного убирания той «тяжести», что лежит на душе, которую мы обычно называем камнями, давящими душу?
Для ответа на этот вопрос придется посмотреть, что же нам открылось в душевной беседе.
А открылось нам следующее. Во-первых, мы прекрасно видим и осознаем все, что содержится в нашем
Во-вторых, понимая, что эти значимые слова есть имена тех образов, что открываются за ними, мы должны признать, что это особое звучание мы не просто извлекаем из голосовых связок. Мы берем его из содержания самого образа, пропуская его сквозь свое тело, которое и звучит соответственно.
Значит, мы видим не только образы, но и их содержание. И даже больше: мы способны прикоснуться к любой части содержания образа, буквально, телесно. Точнее, и созерцанием, внутренним взором, и телом, раз оно меняет звучание.
В-третьих. Сама мысль о том, что к образу можно прикоснуться телесно, непроизвольно рождает вопрос о возможности воздействия на этот образ, как на некую вещь или существо. Пока я могу сказать, что оно возможно, лишь исходя на народных представлений, которые именно так и видят душевные болезни. Научных подтверждений вещественности образов не существует, что лично для меня означает лишь то, что наука заигралась в естественнонаучность, отказываясь исследовать то, что лежит за рамками правящей научной моды.
Но уже одного этого народного подтверждения достаточно для того, чтобы продолжать исследования и проверять эти способы, что для прикладника означает, что надо проверить, нельзя ли убирать содержания сознания именно так, как это видел народ. То есть удаляя или уничтожая их как вещи или существа.
Поэтому есть смысл вспомнить еще раз, а как народ видел то, что мы намерены очищать, и то, от чего намерены очищать.
Глава 1. Порча и одержимость
По народным представлениям, наверное, все болезни так или иначе имели духовное происхождение, то есть должны лечиться хотя бы частично с помощью очищения. Но основными все-таки считались порча и одержимость.
Одержимость или одержание я по-настоящему рассматривать в этой книге не буду. Скажу только, что это не полное название. Полное – это одержание духом. Естественно, чужим и всегда злым.
Дух при этом рассматривается как некое бестелесное существо, имеющее свою волю, сознание и даже речь. Христианство сделало его бесом, попросту зачислив в этот разряд всех духов, кроме библейских ангелов и архангелов. Поэтому сказать «бес» – не сказать ничего, кроме «дух». Иными словами, христианский подход хорош для полного истребления всех духов, но мало что дает для их изучения и понимания.
Народ же различал духов, считая многих из них вредными и всех в той или иной мере опасными и заслуживающими уважения. Некоторых же, вроде дедушки-домового, любил и берег. Так же с опаской, но любовью и почтением относился он и к духам предков, то есть, в сущности, к душам умерших своих родителей и прародителей.
Последнее особенно важно, потому что мазыки считали, что в людей довольно часто вселяются потерянные души, и это тоже может считаться одержанием. Однако рассматривать вселившуюся душу как злого духа просто несправедливо. Мазыки их называли несчастными или заблудившимися душами. И не изгоняли, а помогали
Как я понял, отдать такой случай попу для изгнания считалось неоправданной жестокостью, потому что попы любых одержаний боятся и просто стараются уничтожить присутствие всего непонятного им, как бесовщину.
Но не буду пока обсуждать ни отношение церкви, ни мазыкское понятие об одержании. Одержание душами выходит за рамки моего исследования. Зато одержания, попадающие под понятие порчи, и сама порча помогут нам понять, что такое кресение.
Поэтому сначала я приведу этнографические свидетельства о том, что такое порча по народным представлениям. Поскольку все они, в общем-то, очень похожи, я ограничусь одной хорошей работой, которая сегодня уже стала классической. Эта статья этнографа Н. А. Никитиной «К вопросу о русских колдунах» 1927 года.
Никитина описывает порчу, как действие, совершаемое колдунами. Естественно, это не ее мнение, поскольку сама она колдунов в жизни не наблюдала, это мнение народное. Никитина вела свои сборы в Нижегородской губернии, в месте, где последний из известных колдунов умер в 1913 году. Правда, ей довелось познакомиться с бывшей колдуньей Марией Шерстюковой, 69 лет, которая была колдуньей в прошлом, но уже передала свой дар и только лечила людей.
Вообще это огромное везение для этнографа – встретить хотя бы бывшего колдуна, поэтому читать Никитину надо со вниманием. Двадцать шестой год, вовсю идет вторая волна естественнонаучного террора, начавшаяся с приходом советской власти. Все, что не укладывается в естественнонаучную картину мира, уже не просто высмеивается и затравливается, а просто уничтожается. Даже за знахарство, не говорю уж о колдовстве, грозит суд и ссылка на севера.
Сама Никитина пишет: «Больше колдунов мне встретить не пришлось. Их скрывают, или они сами скрываются от незнакомого человека. “Теперь они у нас смирные, чуть что – сумеем расправиться”, – не раз слышала я от молодежи» (Никитина, с. 177).
Руками ретивых Павликов Морозовых и бойких комсомолят громят и церкви и собственный народ с его «суевериями». Кому же, как не молодежи, лишней памятью не обремененной, и громить отцов, устраивая культурные революции?!.
Непонятно почему, впрочем, вероятней всего, выполняя все тот же научный заказ на обоснование погромов народной культуры, Никитина заявляет в своей статье: «Самым распространенным и важным действием колдунов является насылание порчи, вреда. Колдун может портить людей, животных и неодушевленные предметы. Он насылает порчу одним своим взглядом, прикосновением, словом через произнесение особых магических формул или через совершение магических действий».
Я расспрашивал мазыков о том, возможно ли это. Мой первый учитель ответил: «Все возможно», – и принялся запугивать меня бесконечными историями о колдунах, вроде тех, что я приведу дальше из Никитиной. Но потом сказал: «Все возможно. Но забудь. И наплюй. Для тебя важны другие порчи».
Поэтому я сначала приведу этнографические описания колдовской порчи, а потом займусь «другими порчами» особо.
Общее представление не слишком интересно:
«Очень распространена порча через приемы симпатической магии. Например, вынимают след, то есть отпечаток ноги жертвы, и подвешивают в мешочке в чело печи; в трубе замазывают глиной волосы, иногда кладут след под матицу потолка. По мере высыхания земли должен сохнуть и человек» (Там же, с. 193).