Крест бессмертных
Шрифт:
Алёша перекинул левую ногу через седло, подбоченился.
– Ты, дядя, гляжу, ростом велик да умом коротковат. Сначала бы выслушал, а потом балаболой обзывался. Я хоть летами и молод, а зазря трепаться не люблю. Ежели говорю, что дело у нас важное к самому князю Юрию свет-Всеволодовичу, значит так оно и есть. Князь ещё нам приплатит, когда узнает, что мы ему привезли. Так что смотри, верста, не считай чужое до ста, а лучше своё до трёх, – Алёша рассыпал слова с прибаутками, будто сухой горох по избе. – А то как бы не просчитаться да без порток не остаться. Кто верной чуйки не имеет, тот службу толком не блюдёт.
Последняя приговорка была Горазда, который частенько её повторял.
– Это кто здесь такой говорливый, кому князь приплатит? – раздался громкий весёлый голос.
Стража расступилась, из-под арки выехал молодой богато одетый всадник на сильном, откормленном вороном коне. За всадником теснилось ещё несколько верховых в одежде попроще, но тоже явно недешёвой. Одни шапки, отороченные у кого выдрой, у кого бобром, а у кого и соболем говорили о многом.
Горазд учил Алёшу запоминать увиденное сразу и в подробностях.
«Иногда от одного твоего взгляда зависит, жить тебе или умереть», – говорил он и убирал скатерть со стола. Под скатертью обнаруживалось вперемежку разное: пара ложек, стрела, грибы,
горшок, несколько монет разного достоинства, мамины колт [8] и бусы, кольца, нож, кусок хлеба…
Горазд считал до пяти и снова набрасывал холстину, после чего его ученик должен был перечислить всё, что увидел и запомнил. С каждым разом предметов становилось больше, а счёт быстрее и короче. До тех пор, пока Алёша не научился безошибочно запоминать до дюжины предметов на счёт «два».
8
Женское украшение.
Теперь ему хватило одного взгляда, чтобы понять, кто перед ним.
Он подал товарищам знак соскочил с коня, воскликнул:
– Будь здрав, великий князь! И ты сам, и вся родня твоя, и дружина верная!
После чего снял шапку, склонился в земном поклоне. Затем распрямился, надел шапку, посмотрел богатому всаднику в глаза:
– Дозволь слово молвить, надёжа-государь!
– Как ты меня назвал? – удивлённо спросил всадник.
Вместе со спутниками он уже выехал из тени арки, остановил коня, и теперь все, включая резко посторонившихся и ставших почти незаметными стражников и Первуши со своей телегой, расположились живописной группой прямо на небольшой площади перед Золотыми воротами.
Несколько пеших крестьян, направлявшихся в город, и два воза с сеном, запряжённые волами, видя такое дело, встали в отдалении, не решаясь пересечь мост. От греха подальше.
– Надёжа-государь! – чётко повторил Алёша и снова поклонился. На этот раз поясным поклоном.
– Впервые слышу, – поднял густую тёмную бровь князь (а это был он, великий князь Юрий Всеволодович). – Сам придумал или слышал от кого?
– Сам, надёжа-государь. Только что. Прости, коли не по нраву пришлось.
– Боек, боек, – усмехнулся князь и обернулся к спутникам. – А?
Пятеро всадников – все молодые, ровесники князя, с луками в кожаных налучьях, притороченных к сёдлам и тулами, полными стрел, за плечами, переглянулись, засмеялись охотно. Мол, что боек, то боек. Не отнять.
Князь окинул быстрым взглядом спешившихся товарищей Алёши; Первушу, почтительно сдёрнувшего шапку; пленного половца с перебитой ногой, упрятанной в лубок и связанными впереди руками, сидящего с понурым видом на заводной лошади. Снова посмотрел на Алёшу.
– Кто таков?
– Лёшка, Алексей, прозвище Попович. Отец попом был, Леонтием звали. Рязанские мы.
– Рязанские, значит, – хмыкнул князь. – То-то, гляжу, рожи хоть и молодые, а уже наглые. Бунтовщики?
– Как можно, надёжа-государь, великий князь! – со всей возможной искренностью воскликнул Алёша. – И батя мой покойный, Царствие ему Небесное, – он быстро перекрестился, – и отчим, он же вуй, княжий порубежник Горазд, учили к великим князьям с великим же почтением относиться. Ибо несть бо власть, аще не от Бога, как завещал нам апостол Павел в послании к римлянам. Первом соборном.
– Ого! Да ты, гляжу, не только боек, но и в Писании силён. Редкий случай… Грамоте и счёту обучен?
– Обучен, надёжа-государь.
– Хм. Погоди, как ты сказал, порубежник Горазд?
– Он самый. Мой отчим. И вуй.
– Как это? – нахмурился князь. – Брат на сестре женился?
– Дальний он, – пояснил Алёша. – Троюродный.
– А, тогда ладно, – лицо князя разгладилось. – Горазд?
– Горазд.
– Не слыхал о таком.
– Так он нашего рязанского князя порубежник был, Романа Глебовича.
Великий князь снова обернулся к своим.
– Помню, – сказал всадник, выглядевший старше остальных, в чьей тёмно-русой бороде уже пробивалась седина. – Храбрый был вой и порубежник умелый, дай бог всякому. Шрам у него ещё заметный, от сабли половецкой, вот так через лоб идёт, – он показал.
– Прости, уважаемый, – поклонился Алёша, – не знаю твоего имени-отчества и звания, но не через лоб. Через щёку, от левой брови, – он провёл пальцем по щеке. – Вот так. Может, ты какого другого Горазда-порубежника знавал?
– Того самого, – засмеялся всадник. – Прости, Попович, надо было тебя проверить, – обратился к князю. – Правду говорит парень. Через щёку шрам у Горазда. Точно по его слову.
– Хорошо, – князь Юрий Всеволодович довольно кивнул. – Люблю правду. Так это Горазд тебя ко мне послал?
– Нет, я сам. Вернее, мы сами. С товарищами моими. Горазд шуйцу по локоть потерял в бою с половцами, служить не может больше. Теперь наша очередь. А он нас всему научил. Так и сказал. Хотите русскую землю защищать, – езжайте к великому князю Всеволоду свет-Юрьевичу, проситесь к нему в дружину, пусть он вас испытает и скажет, годитесь вы или нет. Слышал, он человек справедливый и умелые вои ему нужны.
– А вы, значит, умелые? – засмеялся князь.
– А ты, вон, у него спроси, – кивнул Алёша на Первушу, стоявшего с тихим видом у телеги с шапкой в руках.