Крест и клинок

Северин Тим

— Сам увидишь, предводитель галер — хозяин хороший, — доверительно говорил управляющий, пока они шли по главному двору с подставками для цветов и вьющихся лоз и с большим фонтаном посередине. — Он малость отстал от времени в своих понятиях, потому что провел большую часть жизни в Константинополе при дворе султана. Но если ты будешь верно служить ему, он будет с тобою добр.

— А его семья? Она здесь? — спросил Гектор.

— Обе жены здесь, — ответил француз. — Но ты едва ли их увидишь. Дом у морехода устроен на старый манер, и женская половина расположена отдельно. Они занимают большую часть второго этажа, а у дверей — сторож. Нет, думаю, ты с ними не встретишься.

Что же до детей, то у морехода их нет, и это его сильно печалит. Позже я познакомлю тебя с другими слугами, а теперь тебе пора узнать свои обязанности. Предводитель уже сидит над книгами и картами. Твое дело — помогать ему в библиотеке.

Когда Гектора ввели в библиотеку, мореход оторвал взгляд от пергамента, вполне приветливо поздоровался, после чего указал на груды бумаг, лежащих на низком столике, и сказал:

— Давай посмотрим, что ты в них поймешь.

Гектор понял, что его подвергают своего рода испытанию, и стал внимательно рассматривать бумаги. И почти сразу опознал в них страницы, вырванные из судовых журналов. Большая часть была на испанском, но немало было написанных по-французски или по-итальянски, а иные, скорее всего, по-голландски. Некоторые языки он даже не мог назвать, но вполне мог предположить, о чем говорят записи, поскольку кораблеводителей любой национальности заботит, надо полагать, одно и то же — ветер, погода, земля на горизонте, таможенные пошлины и цены. Так он и сказал Тургуту, которого, по всей видимости, такой ответ вполне удовлетворил.

— Хорошо. Дальше мне нужно, чтобы ты выяснил, содержатся ли в этих записях какие-либо полезные сведения и подробности, которые могут быть отображены на карте или вписаны в путеводную лоцию.

Весь день ушел на разбор бумаг. Гектор откладывал в сторону ненужные листы и разделял на стопки остальные, в зависимости от мест, которые в них описывались.

— Я составил список всех упомянутых портов и каждый отметил своим цветом, — доложил он Тургуту. — То есть я сделал так: каждую страницу, на которой упоминается определенный порт, я заложил нитью определенного цвета.

Тургут подошел к большому сундуку кедрового дерева, стоявшему в углу, и поднял крышку.

— Здесь я храню записки и наблюдения, которые собрал за полжизни странствий. Они в полном беспорядке. Мне нужно, чтобы ты нашел способ сверить сведения, содержащиеся в них, с описаниями в судовых журналах, а потом решил, что в каждом случае тебе кажется более правильным. Чтобы сделать это, тебе придется сперва научиться читать мой почерк, зачастую не слишком разборчивый, потому что записи делались на кораблях, да и пишу я турецкими буквами.

— Я сделаю все, что в моих силах, эфенди, — ответил Гектор. — В баньо один сириец-христианин, которого взяли в плен в Леванте, показал мне, как пишут арабы. Мне бы немного подучиться, и я смогу выполнить вашу волю.

— Великолепно! — воскликнул Тургут. Его надежда обновить китаб-и-бахрия возрастала с разрешением каждой новой задачи, которой он нагружал нового писца. — Я дам тебе учителя, известного мне образованного человека. У него ты получишь несколько уроков основ нашей каллиграфии, и не будет вреда, если ты к тому же поучишься у него турецкому языку. Лингва франка весьма годится для простого общения, но придет время, когда нам потребуется обсудить слишком тонкие предметы, касающиеся навигации и картографии. Отныне эта библиотека — место, где ты будешь работать каждый день, кроме, разумеется, пятницы. Я прикажу управляющему, чтобы полуденную трапезу приносили сюда, и тебе не придется понапрасну тратить время.

* * *

Прошло еще несколько дней, и Гектор обнаружил, что задачи, поставленные перед ним, доставляют ему удовольствие. Он с радостью принимал каждую новую трудность — будь то разбор выцветших или отрывочных заметок, нацарапанных неведомыми капитанами, или последующее сведение этих отрывков в целокупное последовательное описание, которое — так сказал ему хозяин — когда-нибудь превратится в карты земель или морей. Он научился разбирать почерк хозяина, несмотря на то что у предводителя галер была пренеприятная привычка использовать в одном и том же предложении и вычурное письмо дивани, принятое при дворе, и самую обычную повседневную скоропись. Кроме того, уже через две недели Гектор начал понимать разговорный турецкий настолько, что мог следовать за предводителем в блужданиях по горам сведений, собранных в его архивах за многие годы.

Тургут наугад доставал из сундука какой-нибудь документ и читал его, то и дело останавливаясь и пытаясь припомнить, что именно он хотел отметить столько лет назад. Гектор же должен был сверять эти сведения с другими, извлеченными из судовых журналов. Время шло, Гектор все более и более выказывал свои способности, а Тургут-мореход понемногу приобретал привычку обращаться с ним скорее как с даровитым племянником, чем как с некоей собственностью, купленной на аукционе.

* * *

Однажды утром Гектор сидел один в хозяйской библиотеке, изучая покрытые пятнами соли страницы судового журнала какого-то голландского капитана, когда вдруг заметил яркий блик света, отброшенный предметом на полке. Гектору пора было отдохнуть, оторваться от работы, и он решил посмотреть, что это бликует. Поток солнечных лучей отражался от тонкого медного диска шириной примерно в ладонь. Диск был покрыт арабскими письменами. Всего там было четыре таких диска, в одном из которых имелось несколько отверстий весьма странных очертаний. Очевидно, эти диски в точности подходили к поверхности некоего круглого инструмента, лежавшего рядом на полке. И он был сделан из тяжелой меди. Гектор все еще разглядывал их, пытаясь понять, что это такое, когда в комнату вошел Тургут и, встав позади него, сказал:

— Это мне подарил отец моего отца, да пребудет с ним мир. Вот станешь мусульманином, и тогда порадуешься, заимев такой же инструмент. Давай-ка я покажу тебе, в чем тут дело.

Взяв прибор, Тургут поднес его к глазам. Тут Гектор заметил, что на тыльной стороне прибора закреплена маленькая медная планка с глазком на каждом конце. Планка поворачивалась на оси.

— Держи вот так, — сказал мореход, прищурив один глаз, другим же глядя в прорези и медленно поворачивая планку, — и смотри на звезду, которую выбрал. Целься, как из мушкета. Этой линейкой, именуемой «алидада», измеряются углы горизонта.

Он перевернул инструмент и показал Гектору цифры, начертанные на тыльной стороне.

— Если диски настроены правильно, ты сможешь определить время восхода и захода солнца, в какой бы части света ты ни находился, и какие звезды и созвездия будут ночью у тебя над головой, и время их восхода и заката. Таким образом ты узнаешь точное направление на Каабу в Мекке и сможешь совершить молитву в должном направлении в должное время.

— Вот, значит, как на том корабле, что привез нас в Алжир, один пленный моряк, глядя на небо, мог определить, в каком направлении мы идем и сколько прошли, — пробормотал Гектор. — Он говаривал, что звезды могут сказать о многом.