Крест и клинок
Шрифт:
— Кстати, о ценах, — рискнул Гектор. — Если правда, что кто-то едет сюда из Лондона, чтобы выкупить пленных, какую цену он даст?
Бакли с сочувствием глянул на юношу.
— Сколько сможет, столько и даст. И то, если он — человек честный. Когда дело касается выкупа, слишком многие хотят погреть на этом руки.
Работа в каменоломне заканчивалась за час до захода солнца, и Гектору не терпелось вернуться в баньо и рассказать Дану об ожидаемом посольстве из Лондона, о том, что уже скоро их выкупят. С каждым днем, начиная с того, первого дня в баньо, когда Дан спас его от похотливого капорала, Гектор все более проникался благодарностью к своему товарищу по неволе. Мискито попрежнему
Не увидев своего друга во дворе баньо, Гектор поспешил в спальню посмотреть, не там ли Дан. Того не было. Не понимая, что могло задержать Дана, Гектор уже наполовину спустился обратно по лестнице, когда заметил под аркой прохода, ведущего к главным воротам, двух стражников-турок. Они вошли во двор, таща под руки какого-то раба. Гектор замер на месте. Человек, висевший между двумя стражниками, был Дан. Ноги его волочились по земле. Гектор сразу понял, что случилось. Он сбежал вниз, пересек двор и подоспел, как раз когда стражники бросили свою ношу и Дан рухнул наземь лицом вниз.
— Дан! — закричал Гектор в отчаянии. — Попробуй встать на колени и обними меня за плечи. Я подниму тебя.
Услышав голос Гектора, Дан поднял голову и скривился от боли.
— Правила, — пробормотал он. — Я не следовал своим же советам.
Потом, морщась, мискито приподнялся и припал к другу. Гектор помог ему дотащиться до спальни и осторожно уложил на койку.
Обычно невозмутимый мискито застонал, вытягиваясь.
— Плохо было? — спросил Гектор.
— Сорок ударов. Но могло быть и хуже. Пятьдесят или больше. Ага ди бастон — друг этого извращенца Эмилио. Так что он постарался расплатиться со мной за то, что я сделал с его дружком.
— Как это случилось?
— По моей же глупости. Работал я в саду, вдруг, смотрю, в кустах неподалеку женщина прячется. Она местная. Я ее несколько раз видел. И я знал, что она время от времени поджидает одного из огородников. Он испанец, раб, и задешево продает ей краденые овощи, потому что у нее мало денег, она бедная. Но стражник решил, что у нее любовные делишки с кем-то из огородников, и стал ее бить. Испанца поблизости не было, и я вступился. А стражник решил, что я и есть любовник, и он начал бить и меня тоже. На шум сбежались другие стражники. Меня отвели в баньо. Бросили на пол, лодыжки забили в деревянные колодки, которые два стражника подняли так, что плечами я уперся в землю, а ноги — вверху. Тут за дело взялся сам ага. Мне повезло, он своей палкой бил только по ступням, а если бы по ребрам — наверняка все переломал бы. Но я-то ладно, а ту несчастную женщину ждет кара пострашнее за то, что она спуталась с рабом.
— Лежи спокойно, а я пока схожу к французу-аптекарю, спрошу снадобья смазать твои пятки. Может быть, он продаст мне что-нибудь, — сказал Гектор.
Дан сунул руку под рубашку, поморщился и достал кошель, висевший у него на шее.
— Вот, возьми денег. Да смотри, чтобы он тебя не обманул.
— А что будет завтра? — Гектор был встревожен. — Ты ведь долго еще не сможешь ходить, тебе лежать нужно.
— Договорись с нашим добрым капоралом. Отдай ему остаток денег. Пусть освободит меня от работы на неделю или сколько там получится.
— Не беспокойся, — заверил Гектор, — я все сделаю. Зато у меня есть кое-какие новости, они тебя взбодрят. Кто-то едет из Лондона с деньгами, чтобы выкупить всех англичан-рабов. Может быть, узнав, что тебя схватили корсары, когда ты направлялся в Лондон с посланием к королю от народа мискито, он и за твое освобождение заплатит, чтобы ты мог завершить свою миссию.
Дан слабо усмехнулся.
— Твоя новость, друг, утишает боль лучше всякой мази. Если мне придется остаться здесь, вряд ли я вынесу еще одну порцию ударов.
Консул Мартин был человеколюбив и чувствителен и по этой причине не любил посещать баньо. Обиталища невольников, не говоря о вони и грязи в них, производили на него удручающее впечатление еще и потому, что заставляли чувствовать себя обманщиком. Указания, получаемые им из Лондона, неизменно гласили, что ему должно держать себя дружелюбно и вежливо со всеми соотечественниками, коих держат в заточении. Но в то же время указывали, чтобы он отнюдь не входил с ними в рассуждения о возможном освобождении, а буде его принудят к таковым, обязан пресекать всякие разговоры о сем предмете.
По мнению консула, это превращало его в лицемера.
Вот почему в то утро он пребывал в настроении приподнятом, сопровождая в баньо мистера Эберкромби, только что прибывшего английского посланника, для бесед с пленниками. Наконец-то для этих несчастных, иные из которых вот уже пять или шесть лет ждут освобождения и возращения на родину, появилась надежда. И некоторая угрюмость посланника — «комиссара», как он сам предпочитал себя величать — не портила хорошего настроения консула.
Эберкромби оказался именно таким человеком, какого ожидал увидеть Мартин. У него были манеры старослужащего счетовода, печальное выражение узкого лица подчеркивалось длинной нижней губой и голосом — безжизненным и ровным. Комиссар прибыл три дня тому назад на борту английского сорокапушечного корабля, который теперь стоял на якоре в гавани, и насущной задачей комиссара было посещение различных баньо, в которых содержатся пленники-англичане. Таким образом он сможет определить истинную цену каждого раба, поскольку с деем было договорено, что кто бы ни владел данным рабом, выкуп должен равняться той сумме, за которую раб был продан на аукционе. Естественно, посланник дал понять, что вовсе не доверяет точности тех сумм, каковые сообщил ему секретарь дея.
Кроме того, Эберкромби поведал консулу, что намерен самолично сверить списки дея поголовно, ибо не пребывал в неведении относительно того, что многие самозванцы сказываются именами умерших или отсутствующих пленников, дабы получить свободу, заняв их место. К тому же Эберкромби считал своим долгом убедиться, что пленники находятся в добром здравии. Было бы пустой тратой средств, как он чопорно сообщил Мартину, выкупать человека, который умрет по пути домой.
На второй день в продолжение инспекции Мартин и комиссар, сопровождаемые толмачом, прибыли в баньо, где содержались Гектор и Дан. В соответствии с официальным списком, здесь находились не более полудюжины англичан, и Мартину было ясно, что Эберкромби постарается не задерживаться. В воротах их встретил один из янычар. Извинившись за отсутствие паши-надзирателя, он сообщил посетителям, что все узники-англичане собраны и готовы для беседы. После чего препроводил гостей в комнату для бесед, где уже ждал векиль хардж, младший казначей дея. При нем находился грек-невольник, тот самый толмач, как отметил Мартин, который был в порту при высадке новых пленников. И еще Мартин заметил, что для бесед выделена та самая комната, в которой заковывают новых рабов. Некоторое число цепей и кандалов оставили здесь как бы в беспорядке. Консул с отвращением подумал, что эти железа оставлены нарочно, дабы понудить комиссара не скупиться при выкупе пленников.
Опрос полудюжины человек занял немного времени, и Эберкромби уже складывал свои бумаги, когда по знаку казначея заговорил грек.
— Ваше превосходительство, мой хозяин спрашивает, хотите ли вы беседовать с другими рабами сегодня или продолжите завтра?
Лицо комиссара осталось угрюмым. Обратившись к Мартину, он спросил:
— Какие еще другие узники? Надеюсь, это не просто попытка вытянуть из нас побольше. Мы в общем-то уже исчерпали наш бюджет. В соответствии со списком, в этом невольничьем бараке других англичан не имеется.