Крест и меч. Католическая церковь в Испанской Америке, XVI–XVIII вв.
Шрифт:
Доминиканцу ответил Хинес де Сепульведа злобным трактатом «Безрассудные, скандальные и еретические предложения, замеченные доктором Сепульведой в книге о завоевании Индий, опубликованной без разрешения (церковной цензуры. — И. Г.)монахом Бартоломе де Лас Касасом».
Какие же взгляды отстаивал Лас Касас и чем объясняется если не благожелательное, то, во всяком случае, невраждебное отношение к нему королевской власти?
Следует отметить, что в своем отношении к конкисте Лас Касас прошел три определенных этапа, каждый из которых существенно отличается от предыдущего. Начинает он как участник конкисты. В этот начальный период он был одержим, как отмечает колумбийский историк Хуан Фриде, «комплексом конкистадора».
Затем следует «прозрение»: от поддержки конкисты он переходит к ее резкой критике, страстно разоблачает и решительно осуждает зверства и насилия, творимые конкистадорами по отношению к индейцам, грабеж их имущества, экспроприацию их земель. На этом — втором — этапе, признавая право испанской короны на владение колониями, Лас Касас требовал освобождения индейцев от кабалы энкомендеро и превращения их в свободных подданных короля.
Под конец жизни, убедившись, что королевская власть не намерена отстаивать права индейцев, Лас Касас выдвигает требование возвращения индейцам награбленного и ухода испанцев из колоний. Испанский историк Франсиско Моралес Падрон высказывает мнение, что Лас Касас оставался верным церкви и королевской власти и что не следует считать его революционером, стремящимся «взорвать» существовавший социальный строй (Estudios sobre Fray Bartolome de Las Casas. Sevilla, 1974, p. 248). Это замечание верно только по отношению к первому и второму этапам мировоззрения доминиканца.
На последнем этапе, на наш взгляд, Лас Касас вышел за рамки лояльности по отношению к церкви и королевской власти и действительно занял революционную позицию, требуя полного освобождения индейцев от испанского господства.
Лас Касас считал конкисту преступлением, а конкистадоров — тиранами. В одном из писем в начале 40-х годов XVI в. он писал: «Где это видано, разве было такое на земле и в каком-либо государстве, чтобы разумные люди не только целого королевства, но и огромных густонаселенных земельных пространств после бойни, вызванной несправедливейшими войнами, называемыми конкистой, были бы распределены между теми же самыми жестокими убийцами и грабителями, тиранами и насильниками, как останки неодухотворенных и неестественных предметов или как скот и подвергались не фараонскому, а дьявольскому порабощению? Причем завоеватели обращали на свои жертвы столько же внимания, как на коров, идущих на бойню, или на клопов» (Las Casas В. de. Opusculos, cartas у memoriales. Madrid, 1958, p. 112).
Лас Касас утверждал, что только добром, лаской, позитивным примером, помощью можно завоевать доверие индейцев и убедить их принять христианство, что испанцы имеют право присутствовать в Индиях только для мирного распространения своей веры, а не для личного обогащения и захвата собственности индейцев.
В то же самое время Лас Касас в принципе не оспаривает права испанской короны на владения Индиями. Он выступает с позиций защиты прав королевской власти, которой вредят конкистадоры, разрушая Индии и угнетая в своих корыстных инте-ресах местное население.Если не подчинить конкистадоров соответствующему контролю, писал Лас Касас в одном из своих мемориалов Карлу V, то они превратятся в независимых сеньоров и выйдут из подчинения короне: «Знайте, ваше величество, не соответствует интересам безопасности вашего государства, чтобы в Индиях существовали независимые сеньоры и им принадлежала власть над индейцами… И не наделяйте впредь никого из конкистадоров титулами графа, маркиза или князя с властью ни над индейцами, ни над испанцами» (Friede J. Bartolome de Las Casas…, p. 76).
В другом документе, направленном 30 апреля 1534 г. Совету по делам Индий, Лас Касас бьет тревогу по поводу того, что конкистадоры под предлогом службы королю «убивают его вассалов и грабят их богатства». Настаивая на терпимом отношении к индейцам, Лас Касас подчеркивает, что именно оно будет способствовать тому, чтобы все владения испанского короля «утопали бы в золоте и серебре и во всяких богатствах» (Ibid., p. 77).
Лас Касас, выступая в защиту индейцев, доказывает, что бессердечное к ним отношение со стороны испанцев порождает в жителях Нового Света убеждение, что Христос — «самый жестокий из богов», а «король — голодный волк, алкающий по человечине».
Ссылаясь на продажу индейцев Перу и Панамы в рабство (Лас Касас приводит цифру 52 тыс.) и на высокую их смертность, апостол индейцев с возмущением говорит, что если бы речь шла о собаках, то, учитывая, что «они никого не кусали, было бы бездушным относиться к ним с такой жестокостью» (Friede J. Bartolome de Las Casas…, p. 107).
Лас Касас неоднократно подчеркивает свои заслуги перед короной. «Я уверен, — пишет он в одном из своих мемориалов, — что, когда мы все умрем, станет ясным, кто больше из нас (Лас Касас, выступавший в защиту индейцев, или испанцы, угнетавшие их. — И. Г.)принес пользы королю, королевской казне, церкви и роду человеческому» (Ibid, p. 107).
Корона крайне опасалась чрезмерного усиления влияния конкистадоров и их детей — креолов — уроженцев колоний, строго следя, чтобы власть в заморских владениях находилась в руках испанцев, прибывших из метрополии, не разрешая строительства в Индиях крепостей и фортификаций (за исключением портов и береговой полосы). Следуя совету Лас Касаса, корона с большой неохотой предоставляла креолам дворянские звания и титулы, ограничивала их передвижения из одной колонии в другую и т. д. Все это объясняет, почему королевская власть разрешала страстные филиппики Лас Касаса против «верных» слуг короля конкистадоров.
Но другие миссионеры тоже служили интересам короля и церкви. Какая же была разница между ласкасисстами и их противниками? Лас Касас действовал исходя из принципа: «лучше живой индеец, хотя и язычник, чем христианин, но мертвый». Его противники считали: «лучше мертвый индеец, но обращенный в христианство, чем живой, но язычник». «Скандал и великий смертный грех, — писал Лас Касас, — окрестить ребенка и бросить его в колодец, чтобы спасти его душу. Да не пожелает бог победы за такую плату» (Ibid, p. 203).
Лас Касас, доказывая, что насилия и разбой завоевателей противоречат учению христианства, выдвигает новое важное требование: церковь обязана не потворствовать злодеяниям конкистадоров и тем более не участвовать в них, а активно бороться против них, вплоть до отказа в исповеди, отпущении грехов и отлучения тех из завоевателей, кто не проявит желания исправиться. Он считал, что церковники обязаны заставить испанцев вернуть награбленное индейцам, не имея права получать от грабителей (конкистадоров, энкомендеро) жалованье, десятину, пожертвования и расходовать «краденое» на благотворительные цели, а ворам (тем же колонизаторам) отпускать грехи.
Лас Касас стоял на диаметрально противоположных позициях по сравнению с францисканцами и прочими монашескими орденами, которые принимали участие в конкисте, выступали за принудительное, притом по «облегченному обряду», крещение индейцев, оправдывали военные захваты, а также отстаивали тесное сотрудничество миссионеров с конкистадорами. Выразителем их взглядов был современник Лас Касаса францисканец Мотолиния, панегирист Эрнана Кортеса и столь же непримиримый противник покровителя индейцев в Индиях, каким был Хинес де Сепульведа в Испании.Мотолиния, как и Хинес де Сепульведа, аргументировал свою точку зрения тем, что индейцы — варвары, идолопоклонники, людоеды, не знают якобы ни чести, ни стыда, ни совести, безответственны в своих поступках. Это не только дает испанцам право, но и накладывает на них обязанность применять к индейцам силу в их же интересах. Лас Касас рассматривал индейцев с позиций «доброго дикаря» — сына природы, доверчивого, честного, которому чужды пороки христиан: ненасытная алчность, обжорство, пьянство, коварство, двуличие, безудержное стремление к обогащению за счет ближнего. Что касается обвинений индейцев в человеческих жертвоприношениях, то Лас Касас указывал, что испанцы в течение одного года губят из-за своей жадности больше индейцев, чем индейцы приносят в жертву богам в течение ста лет (Ibid., p. 89).