Крест и нож

Вилкерсон Давид

Днем все было отлично. Я был с бандой. Ребята делали все, что приказывали им мы с "президентом". Но на ночь я должен был возвращаться к себе в комнату, и это было ужаснее всего: передо мной вставали как наяву два мертвеца из кондитерского магазина. Я бился головой об пол, чтобы отвлечься. По ночам я просыпался и начинал звать свою мать. Мы никогда не были близки с ней, но теперь я почувствовал, как необходима мне была ее забота.

В июле 1958 года мне исполнилось 18 лет. В том месяце шайка "Драгонз" из Ред Хука убила одного нашего парня. И мы хотели

убить одного из них в отместку. По закону банды, если погибает один из "May-Mayс", погибает и один из "Драгонз". Мы шли по Эдвард Стрит по направлению к метро и вдруг мы увидели, что неподалеку, где собралась банда "Чаплинз", остановилась полицейская машина. "Чаплинз" — это негритянская банда из Форт Грин. У нас с ними был договор о "мире и содружестве".

Вся банда собралась вокруг двух людей, которых я до этого не видел никогда; у одного из них была труба, другой был худой, как щепка. Затем кто-то принес американский флаг, и машина уехала. По всему было видно, что те двое собрались проповедовать на улице. Как только принесли флаг, худощавый человек поднялся на стул, открыл книгу и прочел: "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную".

— А теперь, — сказал священник, — я хочу поговорить с вами. Знаете ли вы, что когда распяли Иисуса, вместе с ним были распяты также и разбойники по одну и другую сторону от Него.

— Довольно, — сказал я своим, — пошли, у нас дела.

Но никто не сдвинулся с места. Впервые они не послушались меня. Я испугался и назвал того священника самым грубым словом, какое только я знал. Но он не обратил на это внимания и продолжал говорить.

Вы знаете, что произошло потом? Президент "Чаплинз" упал на колени прямо на Эдвард Стрит и зарыдал. "Вице-президент" и двое "военных министров" встали на колени рядом с ними и тоже заплакали. Я не мог выносить плач и обрадовался, когда все "Чаплинз" ушли. Мы тоже собрались уходить.

Но в этот момент священник подошел к Израэлю — он тогда был президентом "Мау-Маус", — и пожал ему руку. Я решил, что он хочет расколоть нас, поэтому толкнул его

первым. Израэль посмотрел на меня так, будто видел впервые.

— Никки, — сказал мне священник, — я люблю тебя.

Никто еще мне этого никогда не говорил. Я не знал, что делать.

— Если ты подойдешь ко мне, я убью тебя, — сказал я священнику.

Я бы действительно это сделал. Израэль и священник поговорили еще немного, потом он ушел, и я думал, что на этом все кончилось. С тех пор мы никогда не преследовали "Драгонз".

Но позже этот священник пришел еще раз и сообщил нам о собрании для команд в Манхаттане, сказав, что будет ждать нас.

— Мы пришли бы, но как мы проберемся через Чинк-Таун? — сказал Израэль.

— Я пришлю за вами автобус, — сказал священник.

Тогда Израэль пообещал, что мы придем.

Но я был против этого. Я сказал, что лучше умру, чем пойду туда. Но когда все пошли на собрание, я отправился с ними. Я боялся остаться один. Для нас оставили три передних ряда. Я был очень удивлен; хотя священник и обещал это сделать, но я не поверил ему.

Вышла женщина и заиграла на органе. Я приказал своим ребятам шуметь. Затем на сцену вышла маленькая девочка и начала петь. Я освистал ее. Все смеялись. Все было так. как я хотел. Я прекрасно себя чувствовал.

Наконец, вышел священник и сказал:

— Сейчас мы будем собирать пожертвования.

Я подумал, что раскусил его. Я все время думал, какую выгоду приносило ему это собрание. Мне казалось, что он такой же любитель денег, как и все.

— Мы попросим самих членов команд собрать пожертвования, — сказал он. — Они соберут деньги и принесут их мне.

Я подумал, как бестолково он поступает: за сценой, где мы должны были проходить, был выход.

— Мне нужно шесть добровольцев, — сказал он.

Я тут же вскочил на ноги. Я выбрал еще пятерых и мы подошли к сцене. Теперь была моя очередь одурачить его. Он дал нам картонные коробки. Мы хотели тут же приступить к делу, но он остановил нас и благословил. Я еле сдержал смех. Мы обошли весь стадион. Если кто-то давал мало, я останавливался и ждал, пока дадут больше. Все знали Никки! Мы встретились за кулисами.

Дверь была открыта. Я видел уличные фонари и слышал журчанье ручьев. На стадионе стоял хохот.

Они знали, что мы могли сделать. Мои ребята смотрели на меня в ожидании моего решающего слова.

Я продолжал стоять, как вкопанный. Я не знал, что со мной. Я испытывал странные чувства. Эти на стадионе задали жару тому священнику, а ему приходилось стоять перед ними, ожидая меня. И вдруг я понял, в чем дело. Священник поверил мне.

— Хорошо, ребята, — сказал я, — мы возвращаемся на сцену.

Они посмотрели на меня, как на сумасшедшего, но спорить не посмели. Со мной вообще никогда не спорили. Мы поднялись на сцену, и сразу же в зале стало очень тихо. Мы отдали ему коробки.

— Вот твои деньги, пастор, — сказал я. Он взял деньги, нисколько не удивившись, как будто он был уверен в том, что я принесу их.

Я вернулся на свое место и крепко задумался. Он начал говорить о Святом Духе. Священник сказал, что Святой Дух может входить в людей и очищать их. Он сказал, что прошлое не имеет никакого значения. Святой Дух может сделать их жизнь совершенно

новой. Я как будто бы видел себя впервые.

— Вы можете изменить свою жизнь. Вы можете стать другими, — сказал он.

Внезапно я так сильно захотел этого, что просто не мог совладать с собой. Я как бы увидел себя впервые. Вся непристойность, мерзость, разврат, ненависть, как кинокадры проносились предо мною. Я желал этого превращения всей душой, но почему-то был уверен, что со мной не произойдет того, о чем говорил священник. Он попросил всех желающих выйти вперед, но я знал, что мне это ничего не принесет.