Крест и полумесяц
Шрифт:
Великий визирь Ибрагим по-турецки сидел на подушках и изучал по карте дороги на Вену. Когда я поцеловал землю у его ног, он предложил нам сесть рядом с ним, после чего, пристально глядя мне в лицо своими темными блестящими глазами, проговорил:
— Мне есть за что тебя благодарить, Микаэль эль-Хаким. Но впредь я строго-настрого запрещаю тебе видеть столь неосторожные сны — во всяком случае, не разрешаю тебе рассказывать о них султану, не испросив сначала моего позволения.
Я обиженно произнес:
— Я за свои сны не отвечаю —
Великий визирь Ибрагим испытующе посмотрел на меня и сказал:
— В этом смысле сон твой действительно был вещим; именно потому я и вызвал тебя к себе. Не понимаю, как тебе удалось угадать, чем все кончится? Может, и об этом ты разузнал каким-нибудь тайным путем — как о короне святого Стефана? Чего ты добивался, рассказывая свой сон? Кто вложил тебе в уста эти слова? Ты хотел, чтобы султан начал подозревать, будто я, его верный раб, мечтаю о венгерском троне?
Я окаменел от ужаса, а он безжалостно продолжал:
— Как я могу доверять тебе — человеку, который уже не раз обманывал меня? Не думай, что я не знаю о твоих интригах! Мне отлично известно, что ты уже пробрался в гарем и поступил на службу к султанше Хуррем. В знак своей верности ты даже подарил ее сыну своего пса, хотя султанша — коварная, злая женщина, мечтающая лишь об одном — погубить меня. Немедленно признавайся: ведь это она подкупила тебя, чтобы ты отправился за мной в поход и пакостил мне своими снами!
Я смотрел на Ибрагима, совершенно не понимая, о чем он говорит. Господин Гритти поглядывал на меня из-под полуопущенных век и качал головой.
Внезапно великий визирь вытащил из-под подушки большой шелковый кошель с деньгами и швырнул мне его в руки с такой силой, что я чуть не упал. За первым кошелем последовал второй и третий, и вскоре на полу передо мной выросла груда золота, словно куча никчемного сора. А великий визирь закричал:
— Взвесь это золото в руке — да подумай хорошенько, кто из нас богаче — султанша или я?! И кто сможет щедрее вознаградить тебя за службу! Пока ты и правда не получал от меня больших денег. Но это золото будет твоим, если только ты признаешь, что это русская невольница Хуррем направила тебя вредить мне, — ибо нелегко обнаружить врага во мраке, и я хочу проникнуть наконец в коварные замыслы султанши.
Глубокое потрясение не помешало мне прикинуть, что в каждом кошеле было не менее пятисот золотых монет — огромное богатство для человека в моем положении. На эти деньги я мог купить чудесный дом с садом на берегу Босфора, рабов, парусники — и все, что душе угодно!
Передо мной возникло вдруг полное лицо султанши Хуррем, с холодными голубыми глазами, неправильными чертами, вечно улыбающимися устами и ямочками на щеках. Я ничего не был ей должен, нас ничто не связывало — и тем не менее я медлил с ответом.
Но колебался я не из-за нее, а, пожалуй, лишь из-за великого визиря,
— Не бойся и говори смело! Ты не пожалеешь об этом, ибо лишь я один буду знать правду об этом деле. Я сохраню все в тайне и даже султану не скажу ни слова. Ведь не настолько же я глуп!
Золото слепило меня, но я ответил:
— Ты искушаешь меня, но не могу я обманывать тебя — даже за все это золото.
Горькие слезы сожаления навернулись мне на глаза; отступив от груды золота, я поведал вкратце, как очутился в гареме и почему подарил своего песика Раэля принцу Джехангиру, сыну султанши Хуррем. Речь свою закончил я печальными словами:
— Разумеется, глупость моя безмерна. Я и сам не могу понять, почему отказался от целого состояния, лишь бы не врать тебе! Но я никогда не умел действовать себе во благо. Похоже, это и есть тот самый порок, за который меня вечно ругает моя жена...
Мысль о безрассудной потере денег привела меня в такое отчаяние, что я разрыдался, проклиная собственную слабость.
Господин Гритти и сераскер Ибрагим изумленно переглянулись, после чего великий визирь ласково дотронулся до моего плеча и добродушно спросил:
— Так как же вышло, что управитель гарема познакомил султаншу с твоей женой и та почти каждый день появляется в серале, гадает там, чертя пальцем линии на песке, и продаст разные благовония?
Я удивленно уставился на сераскера и воскликнул:
— Клянусь, что не имею об этом ни малейшего понятия, хотя в беседе с кислар-агой я действительно упомянул о своей жене и хвалил ее искусство.
Ошеломленный тем счастьем, которое свалилось на Джулию, я принялся нести о ней всякую чушь, что окончательно развеяло подозрения сераскера. Он улыбнулся и сказал:
— Я верю тебе, хотя еще и не понял, простак ты или необыкновенный хитрец. Но в честности твоей я не сомневаюсь.
К моему безмерному огорчению он сгреб золото обратно в кошели и спрятал их под подушку. Однако он тут же хлопнул в ладоши и отослал прочь немого раба, который все это время стоял за занавеской со связкой разноцветных шелковых шнурков-удавок в руках. При виде этого невольника по спине у меня забегали мурашки, а великий визирь проговорил:
— Если бы ты признался, что хотел навредить мне, то получил бы все это золото, но наслаждался бы им недолго, ибо я не смог бы оставить тебя в живых. Честность же твоя заслуживает награды, а потому — проси у меня все, что пожелаешь, в разумных пределах, конечно.
Дрожа от страха и восторга, я упал ниц, чтобы поцеловать землю у его ног, и вскричал:
— Я хочу вечно и преданно служить тебе, как служил до сих пор. Но скажи мне сначала, какую награду ты счел бы подобающей для меня, ибо не хочу я оскорбить твоего великодушия, попросив о слишком ничтожной милости.