Крест Империи

Завацкая Яна

Элис дернулась. Невыносимый стыд снова жег ее - вот она тут сидит, взрослая, сытая, лакомится и пьет пиво, а рядом стоит маленький мальчик… и ждет, когда она допьет, чтобы сдать бутылку и получить за это деньги… а то его побьют вечером.

— Господи, - она закрыла лицо руками, - я не могу, не могу! Так же нельзя жить!

Мирс мрачно посмотрела на нее.

— Ладно, пошли отсюда.

— А как можно?
– спрашивала Марта, - а что ты предлагаешь? Вернуться к прошлому?

Чтобы опять все строем ходили?

Они шли по дорожкам парка, усыпанным листопадом. Элис растерянно ворошила листья ногой.

— Ну хотя бы… лучше уж к прошлому, чем так!

— И пусть опять сажают, расстреливают, да?

— Но Марта… в наше время это уже все было не так страшно… это было редко, и невинных не сажали.

— В наше время! Но это всегда могло вернуться, не так ли? Ведь главное - это строй. Захотелось кому-то наверху закрутить гайки, и…

— Слушай, - сказала Элис, остановившись, - да лучше уж пусть так! Я даже согласна, чтобы меня лично посадили… но ведь это же дети!

— Но у тех, кого репрессировали, тоже были дети…

— И они вырастали в школах, получали образование…

— Как сироты! И над ними издевались в этих школах… Это у нас еще были родители, с нами как угодно не поступишь - а ты знаешь, что творилось в сиротских интернатах?

— Сирот полно и сейчас, но тогда не было беспризорных детей. Не было! И все дети нормально вырастали.

— Да как ты можешь такое говорить!
– Марта чуть не плакала, - неужели ты считаешь эту Империю нормой? Неужели так и надо жить?

— Не знаю, - Элис положила руку на плечо Марты, стараясь успокоить, - не знаю, но ведь то, что сейчас - это тоже ненормально…

— Это временно! Потом будет лучше! Ведь мы же уже все как-то устроились, все живут, никто не умирает с голоду… из приличных людей. Конечно, алкоголики… те, кто сам виноват… Ну ехали бы в деревню, там полно незанятых домов, огород бы выращивали.

Но как ты можешь такое говорить! Ты знаешь, что мой дедушка умер на Элейиле, в лагере? Ты… Нет, я даже не могу о таком думать!

У Марты все-таки навернулись слезы на глаза.

— Почему раньше тебя это так не волновало?
– спросила Элис, - в школе? Почему в школе ты верила в Империю, ты была даже активисткой общественной работы, ты писала такие сочинения… почему?

— Да потому что все верили!
– выкрикнула Марта, - потому что я была маленькая и глупая!

— А может, наоборот, потому что сейчас ты услышала что-то другое… и изменила свою точку зрения?

Мирс все это время не принимала участия в разговоре. Она просто шла рядом, глядя куда-то в сторону, время от времени начиная насвистывать популярный мотивчик.

— Да у нас в семье, если хочешь знать, все были рады тому, что об этом наконец-то заговорили…

— Не знаю, Марта. У нас всегда говорили об этом. Это

не было секретом ни для кого, понимаешь? В маминой семье от репрессий пострадала ее двоюродная бабушка, правда, она занималась колдовством и кажется, даже ереси какие-то распространяла. Ее посадили. Мы все об этом знали, это не было секретом. Мы просто с этим жили. Ну и что, ну посадили, так что теперь, только об этом и думать? Это было давно. Что же теперь, мстить, что ли?

— Но это нельзя, нельзя было замалчивать!

— Марта, но я же говорю - а кто замалчивал? В каждой семье такую историю знали, и жили однако, мирились с этим… работали, растили детей. Зачем было все разрушать-то?

— Мирились? Вот и домирились, - Марта, кажется, совсем вскипела, - я просто поражаюсь тебе, Элис! Я тебя не узнаю! Неужели ты, ты ведь всегда была такой милосердной, такой правильной… как ты можешь призывать к возвращению этой ужасной Империи! Неужели тебя не волнует то, сколько народу погибло…

Элис и сама чуть не плакала. Она боялась посмотреть на Мирс - если еще и Мирс поддержит Марту… тогда, наверное, только и останется - уйти и больше никогда с девчонками не встречаться. Но Мирс молчала, глядя в сторону. Слишком долго молчала.

Слишком больно все это. Потому что ведь и Марта-то права. Разве можно мириться и спокойно замалчивать такие факты? Хотя… кому стало легче оттого, что их вытаскивают на свет Божий и перетряхивают - мертвым уже все равно.

Свобода. Зарево рассвета.

Свой бизнес делает страна.

А мертвецы лежат под снегом.

И тишина.

Слишком болезненный, тяжелый вопрос. Что хуже - репрессированные за свою веру, отличавшуюся от официальной, или же - бездомные дети? Для себя Элис однозначно решила, что бездомные дети - хуже. Да ведь и не только дети! А старушки нищие - сколько их? А те, кого обманом выжили из квартир-блоков, живущие теперь прямо на улице, интересно, что они делают зимой? Элис уже видела шалаши и землянки на пустырях. Нет… в тюрьме по крайней мере кормят. И все это было не в таких масштабах, как сейчас - нищета.

— Сколько… - заговорила она с трудом, - вот это тоже сложный вопрос, Марта. Я ведь была поражена у Рошена именно цифрами. По нему получалось, чуть ли не половина населения страны прошла через лагеря. Я думала - ну раз так, это невозможно, конечно! Этому нет прощения, с этим нельзя жить… Но… потом я увидела статьи, где приводились реальные цифры… я видела реальные данные, понимаешь? Они были меньше рошеновских в десятки раз, иногда даже в сотни! Да, люди сидели… но ведь люди везде сидят в тюрьме… и в Сканти тоже. Вопрос - сколько людей… так вот, получалось, не больше, чем в Сканти, и.. меньше, чем сидит сейчас! Понимаешь, даже меньше, чем сейчас! Ведь и сейчас людей сажают… И не только за криминал.