Крест поэта
Шрифт:
ПРОЧИЕ
Авербух Шмуль-Лейба Иосифович, Балабанова Анжелика Иссаковна, Брагинский Монус Осипович, Гониодский Иосиф Абрамович, Зифельд Атур Рудольфович, Караджай Георгий Артемьевич (с женой), Киммель Иоган Вольдемарович, Макарова Ольга Михайловна, Марарам Эля Эвиличевна, Мейснер Иван (с женой и двумя детьми), Одоевский (Северов) Афанасий Семенович, Окуджава Владимир Степанович, Рашковский Хаим Пинкусович, Слободский Соломон Мордкович, Соколов Павел Яковлевич, Стучевский Павел Владимирович, Трояновский Константин Михайлович, Шапиро Марк Леопольдович.
Среди “путешественников” — “расказачиватель”
И не надо удивляться тому, как уважаемый вождь мирового пролетариата, Владимир Ильич Ленин, ловко сделал петлю и ловко заарканил ею памятник Великому князю Сергею Александровичу в Кремле, а дебильные Свердлов, Аванесов, Смидович и “прочие” потянули — обрушили, “завербовав” на подмогу русских христопродавцев, русских грызунов...
Не надо удивляться, как, по глубоко распространившейся молве, голову царя “опричники” преподнесли Ленину и Свердлову. Троцкий ускользает от “этого” в своих “воспоминаниях”, но в российских народах молва засела неприятней занозы. Монахов — к стенке. Дворян — к стенке. Престолонаследников — к стенке.
У Ленина дед — еврей. У Гитлера дед — еврей. Неужели их ненависть к родовитости подожжена их “бензинной примесью”, их “обидой” на “чистую” кровь? Так ведь — фашизм и обретается. Так ведь — и войны заузливались. Так ведь — и грызуны-карлики вызревали.
А КПСС — забор: кто вскарабкался — жив. Кто не вскарабкался — пали вверх, как на Ивашле грузин. КПСС — кулисы, откуда кровавые карлики берут разбег... КПСС как народ, нет у нее инструмента пресечь негодяев. Хитро ее изобрели: КПСС — падчерица Мафии, жертва Сиона.
* * *
Заметишь, а езжу я часто, на холме разоренный собор — защемит сердце: кому он мешал? Сколько свадеб обвенчано в нем, сколько окупелено — защитников, утрамбованных в братских могилах по Европе и Азии? И вот сам — разорен, разграблен, на дождях и буранах, обугленный, и крест на куполе покосился.
Россия покосилась. Мы покосились — народ. А Ленин: “Религия — опиум!” А опиума — вовек не вырвать и не выгрести у торговцев: мак, анаша, морфий, марихуана, яд: закукожились люди. Рожать перестали. Обманывает брат брата. Сестра сестру обманывает. А Хрущев жаждет к Ленину лечь, но в мавзолей не спешит — в Кремле уютно...
Сталин возле Ильича понежился. Выкинули. Я успел, посмотрел. Оба интеллигентные. Вытянулись, сазаны экие. Но Сталин — командир. И — румянее, вынесли. И — Хрущева вскоре сняли: не гоноши, не занимайся перетаскиванием покойников. На Руси бередить мертвых — грех великий. Хрущева упаковали на Новодевичьем — и примолк. А он ли не обожал массы?
Ленинец. Борец. Марксист. Поворотливый, но толстый. И Брежнев, еще Ильич, поворотливый: маршалом оформился, теоретиком, архитектором мира, и, совершенно надравшись, мусолит авторитет вождя: “Меня к Ленину тянет, к Ленину тянет!” — “Ну тянет, ну, прильни, да не слишком забывайся. Владимир Ильич, Абрам Ильич Боричко, Леонид Ильич — перепутаешь, а жить от этого не легче: кругом свары и шулерство”.
На Брежнева Суслов медали и ордена вешает, геройские звезды цепляет, а соратники его, Устинов, Андропов, Подгорный, Черненко, Кириленко, Громыко, Зимянин, семенят, пылят на ковры в Георгиевском зале. Нам в Бога верить, партийным, преступно, а им, безбожникам, в Брежнева — похвально? Брежнев. загудел, Галина, его дочка, загудела. Зять загудел. Воруют — гудят. Воруют — и гудят. Не воруют — подарки хапают. А КПСС — нервничает, а слово промолвить робеет — невеста.
И друг мой, лирик нежный. Слава Богданов, с похмелья возмущается:
— Не вступлю в партию. Все они бандюги и жулики!
— Ты что, — говорю, — спятил? А Вячеслав рифмы приплюсовывает, маститый:
И Никита титан,
И Брежнев титан,
А ты вкалывай, Иван,
Бессменный болван!..
* * *
Триста девяносто три медали, с орденами и звездами, на лацканах брежневского мундира дзинькало. Не подымался, а — цеплял и цеплял. И Политбюро цепляло — каждый себе, а Брежневу — спаянным коллективом. Чем занималось Политбюро? Давай русских шовинистов искать. Нашли. Одним шовинистам скучно — сионисты обнаружены. Сионисты — шовинисты. Шовинисты — сионисты. С Афганистаном — потрафило: принялись губить, истреблять русских парней!..
Войн тех, бессчетных, им не хватило? Софьи Александровны им не хватило? Рахиль Моисеевны им не хватило? А молоденькие-то преподавательницы оптимизируют: “Наши в Афгане! Наши в Афгане!” А позже заплакали: женихов укокошили наемные моджахеды. А Брежнев с Устиновым? Натворили, натравили народ на народы и в мрамор залезли. Спасибо — без гражданской обошлось, без Великой Отечественной обошлось. Оба — ленинцы.
А Вячеслав Богданов думает. Вячеслав Богданов трезв. Где отца его зарыли? Куда моего отца призывали, коль до сих пор — на костыли нагружается? Тридцать лет, сорок лет, пятьдесят лет протекло от Победы, от 9 мая, к нам, и от 22 июня 1941-го, а утешиться нечем: хуже и хуже, лживее и лживее, подлее и подлее, опаснее и опаснее. А партбосс и партэмиры — катаются. Грозят нам, безгласным коммунистам, лишь “провинился”, на КПК, гнусную Голгофу, в скопище скорпионов, швыряют, а сами банкетить удаляются. За награды сражаются и глубоко кусаются. За премиями целый вояж устраивают, с женами, с лакеями.
Ленин их недоковал. Мавзолей их не усовестил. Да и у каждой эпохи — свой Ленин. У каждого народа — свой Ленин. У монголов — Чингисхан. У китайцев — Мао. У испанцев — Франке. У кубинцев — Кастро. У болгар — Живков. У румын — Чаушеску. У израильтян — Шамир. У иракцев — Хусейн. У итальянцев — Муссолини. У венгров — Кадар. У американцев — Линкольн. У англичан — Тэтчер. У французов — Наполеон. Куда их деть?
Римские консулы башни сооружали, имя собственное им назначали, а соратников, по смерти, в стену замуровывали. И у нас, как в доновоэровском Риме: Мавзолей — Ленин. И — соратники... На древность падкие — рептилии. Современникам — пули, подвалы, зоны, траншеи, а потомкам — глазей на урны, на бюсты, осененные Мавзолеем. Бог, карать надо!
И стихи у меня о Ленине изменились, грустные, жестокие стихи получаются:
Ужели простолюдин-забияка
Конфузливо осмыслил наконец,
Как поусох до мумии вояка,
Его судьбы слепой головорез?
Да, человек природою обучен
Презреть того, чья нечиста рука,
И отомстить забвеньем неминучим
Хотя бы даже и через века!
Мавзолей. Урны. Гранит. Бронза. А на Урале — обычный памятничек поэту. Вячеславу Богданову. Обычный. Незаметный. Брат Вячеслава, Володя, рядом. Отец мой рядом. А Челябинск — город огня и железа. Город — руды и камня. Город — жить, как в мартене работать, трудно...