Крестики-нолики
Шрифт:
«Мы обращались с ним паршиво, — подумал он. — Это правда. Мы со стариком обращались с ним как с незваным гостем».
Позже, за кофе, Ребус казался невозмутимым, но Джилл по-прежнему не сводила с него взгляда — удивленного, беспокойного.
— Можно не сомневаться, что этот Рив спятил, — сказала она.
— Не исключено, — откликнулся Ребус. — Но несомненно одно: он вооружен. Он готов ко всему. Этот парень состоял в Морском корпусе и служил в спецназе. Он вынослив как черт.
— И ты был вынослив, Джон.
— Поэтому именно я должен его выследить и поймать. Надо обязательно втолковать это шефу, Джилл. Я обязан сам заняться этим делом.
Джилл
— Не уверена, что шеф будет в восторге, — сказала она.
— Ну и черт с ним. Я все равно найду ублюдка.
— Займись этим, Джон, — попросил Майкл. — Займись. Не слушай никого.
— Мики, — сказал Ребус, — о таком брате, как ты, можно только мечтать. А нет ли у нас случайно чего-нибудь поесть? Я помираю с голоду.
— А я страшно устал, — откликнулся Майкл, очень довольный собой. — Ты не против, если я прилягу на часок-другой, прежде чем ехать обратно?
— Конечно, Мики, иди в мою комнату.
— Спокойной ночи, Майкл, — сказала Джилл.
Уходя от них, он улыбался.
Крестики и узелки. Крестики и нолики. Это же так очевидно! Рив, наверное, принимал его за дурака — и был, пожалуй, прав.
Те нескончаемые игры, в которые они играли, все эти хитрости и маневры, да и их разговор о христианской вере, эти рифовые узлы и гордиевы узлы. И Крест. Боже, каким же он был глупцом, позволив подсознанию убедить его в том, что прошлое — это никчемный треснувший сосуд, опустошенный, лишенный истинного смысла! Какая глупость!
— Джон, ты расплескиваешь свой кофе.
Джилл несла из кухни целую тарелку гренков с сыром. Ребус встряхнулся и пришел в себя.
Вот, поешь. Я звонила в управление. Мы должны быть там через два часа. Они уже начали проверку личности Рива. Мы его обязательно найдем.
Надеюсь, Джилл. Боже мой, я очень надеюсь!
Они обнялись. Джилл предложила полежать на кушетке. Они легли, тесно прижавшись друг к другу в согревающих объятиях. Ребуса мучил вопрос, удалось ли ему окончательно изгнать из подсознания темные тени прошлого. Наладится ли теперь его сексуальная жизнь? Какая жалость, что нельзя проверить это прямо сейчас… нет, пока не время, да и не место.
Гордон, дружище, что я тебе такого сделал?
24
Стивенс был человеком терпеливым. Двое полицейских обошлись с ним сурово. В данное время к сержанту сыскной полиции Ребусу нельзя. Стивенс вернулся в редакцию, подготовил сообщение для номера, который подписывался в печать в три часа утра, а потом вернулся к дому Ребуса. В окнах квартиры все еще горел свет, но при этом у подъезда появились два новых мордоворота. Стивенс поставил машину на противоположной стороне улицы и закурил очередную сигарету. Его догадки превращались в уверенность. Две нити сходились в одну. Убийства и торговля наркотиками были как-то взаимосвязаны, а Ребус, судя по всему, был ключевой фигурой. О чем они с братом говорят в столь поздний час? Возможно, о планах на случай непредвиденных обстоятельств. Господи, он бы все что угодно отдал, лишь бы превратиться в этот миг в муху на стене гостиной! Все что угодно. Он знал репортеров с Флит-стрит, которые применяли сложные методы слежки — жучки, мощные микрофоны, подслушивающие устройства для телефона, — и спрашивал себя, не стоит ли и ему разориться на что-нибудь в этом роде.
Он формулировал в уме новые доказательства — доказательства с сотнями перестановок. Если эдинбургские наркобандиты занялись похищениями и убийствами, чтобы держать в страхе разную мелкую сошку, значит, дело и вправду принимает весьма неприятный оборот и в будущем ему, Джиму Стивенсу, придется быть еще более
Все эти мысли, помогавшие Стивенсу не заснуть и оставаться настороже, он поспешно записывал в блокнот. Приемник в машине был включен, и каждые полчаса он слушал новости. Жертвой эдинбургского детоубийцы стала дочь полицейского. Во время последнего похищения убит мужчина — задушен в доме матери похищенной девочки. И так далее. Стивенс продолжал формулировать, продолжал строить предположения.
Причастность Ребуса ко всем убийствам еще не была установлена. Полиция не собиралась объявлять об этом — даже Джиму Стивенсу.
В половине восьмого Стивенсу с помощью подкупа удалось уговорить проходившего мимо продавца газет принести ему булочек с молоком из ближайшего магазина. Сдобные булочки, посыпанное сахарной пудрой, он запивал холодным как лед молоком. В машине было включено отопление, но он продрог до костей. Ему необходимо было принять душ, побриться и немного поспать. Не обязательно в такой последовательности. Но он был уже слишком близок к разгадке, чтобы сойти сейчас со следа. Он обладал упорством (кое-кто сказал бы даже — фанатизмом) хорошего репортера. Ночью он наблюдал, как подъезжали другие писаки и как всех их прогоняли прочь. Некоторые, увидав, что он сидит в машине, подходили поболтать и разнюхать, нет ли чего-нибудь новенького. Тогда он прятал блокнот и с равнодушным видом говорил им, что скоро поедет домой. Ложь, гнусная ложь.
Она была частью его работы.
И вот наконец они вышли из дома. Несколько человек с фотоаппаратами и микрофонами оказались, разумеется, тут как тут, но никто из них не проявлял чрезмерной бестактности, никто не толкался, не лез на рожон, не вызывал раздражения. Во-первых, это был убитый горем отец, во-вторых — полицейский. Никто не собирался ему докучать.
Стивенс наблюдал за тем, как Джилл и Ребус усаживаются на заднее сиденье стоявшего без дела полицейского «Ровера». Он успел рассмотреть их лица. Ребус выглядел изможденным. Этого и следовало ожидать. Однако прямая линия плотно сжатых губ придавала его лицу суровую решимость. Стивенса это слегка озадачило. У Ребуса был вид бойца, готового к сражению. Черт подери! А рядом с ним была Джилл Темплер. Она явно устала, устала даже сильнее, чем Ребус. Глаза красные, но в выражении лица тоже сквозило нечто необычное. Произошло что-то очень важное. Это понял бы каждый уважающий себя репортер, — репортер, отдающий себе отчет в том, что именно он хочет раскопать. Стивенс весь истерзался. Он нуждался в новой информации. Материал, который он собирал, был сродни наркотику. С каждой инъекцией Стивенс нуждался все в большей дозе. А в последнее время он с некоторой тревогой вынужден был признать, что нуждается в этих инъекциях не по долгу службы, а ради удовлетворения собственного любопытства. Ребус заинтриговал его. Джилл Темплер, разумеется, возбуждала интерес.
А Майкл Ребус…
Майкл Ребус еще не выходил из квартиры. Репортеры уже разъезжались, «Ровер» сворачивал с тихой Марчмонт-стрит направо, но полицейские остались на посту. Новая смена. Стивенс закурил. Ну что ж, попытка не пытка. Он вернулся к своей машине и запер ее. Потом, прогулявшись вокруг дома, выработал новый план.
— Простите, сэр! Вы здесь живете?
— Конечно, я здесь живу! А в чем дело? Мне необходимо добраться до кровати.
— Была тяжелая ночка, сэр?