«Крестный отец» Штирлица
Шрифт:
В столице все вместе сначала поселились в гостинице «Княжий двор», позже Ким снял для себя и супруги квартиру на Трифоновской улице. Через неделю по прибытии его вызвали на Лубянку — к самому Артузову, создателю контрразведывательного отдела Главного политического управления РСФСР (Объединенное ГПУ появится в ноябре 1923 года после образования СССР){72}.
«В маленькой комнате на диване лежал одетым усталый сонный мужчина средних лет, а рядом на стуле, задом наперед, сидел и курил мужчина помоложе, брюнет, раскосый… Лежал Артур Христианович Артузов, а сидел Миша Горб, тогдашние руководители нашей разведки. Мне шел двадцать пятый год, я был недурен собой и одет в мой лучший костюм, что особенно бросалось в глаза на фоне толстовок и тапочек московских студентов. На лице Горба отразилось явное недоброжелательство. Артузов, напротив, с видимым интересом
— Ну, давайте знакомиться. Рассказывайте все о себе. Не тяните, но и не комкайте. Я хочу знать, из какой среды вы вышли.
Я рассказал все честно и прямо о своем происхождении. Горб нахмурился и окончательно помрачнел…
Выслушав мой рассказ, Артузов обратился к Горбу:
— Ладно, ладно, Миша, все проверим, все в наших руках. Но товарища мы к делу пристроим. Испытаем в работе, а там будет видно…»{73} Разговор этот в действительности случился не с Кимом, а с будущим разведчиком-нелегалом Дмитрием Быстролетовым в 1925 году, и не на Лубянке, а в одном из московских особняков. Но с приезжим из Владивостока все могло быть ровно так же, и при встрече мог присутствовать Иоган Тубала, ведавший у Артузова контрразведкой на японском и китайском направлениях. Ким ничуть не походил на потенциального контрразведчика — задумчивый юноша с мягкими чертами лица, такие нравятся романтическим барышням. Происхождение, мотивы вызывают вопросы. Но имеются рекомендации, и начальник КРО умел разбираться в людях (в дальнейшем Ким познакомится и с Михаилом Горбом, у них даже будут совместные дела).
Как объяснил Артузов, Отакэ Хирокити «прибыл в качестве неофициального дипломатического представителя с целью подготовить почву для открытия японского посольства». Задача Кима — знакомиться со всей корреспонденцией Отакэ и следить за связями, которые он устанавливает в Москве. При возможности осторожно обрабатывать японца «в просоветском духе». После этой установочной беседы Ким иногда встречался с Артузовым, но в основном «был на связи у Шпигельглаза» {74} . [9] С 15 июня 1923 года он числился переводчиком 5-го (восточного) отделения КРО ОГПУ. Должность была условной, хотя подразумевала знание иностранных языков — так оформляли многих негласных сотрудников ОГПУ и разведчиков-нелегалов.
9
С.М. Шпигельглаз — уполномоченный КРО ГПУ, затем ИНО ОГПУ. В 1922–1923 годах работал в Монголии — участвовал в пресечении деятельности белогвардейских формирований в этой стране, добывал через агентуру сведения о стратегических планах Японии и Китая на Дальнем Востоке. С июня 1935 года помощник начальника ИНО ОГПУ. Неоднократно выполнял спецзадания за рубежом. В 1937 году руководил похищением председателя РОВС генерала Миллера из Франции.
В Москву Ким привез рукопись «О фашизме в Японии». Работая с японской прессой в белой контрразведке, «ПримТА» и «Тохо», он собрал богатый материал об ультраправых организациях Страны восходящего солнца. Если не обращать внимания на стилистику, типичную для тех лет, все равно заметно, насколько претит автору активность японских «профессионал-патриотов» (пропаганда национального превосходства и беспредельной верности императору, агрессивность ко всем поддавшимся «заморским опасным веяниям», особенно рабочим, отстаивающим свои права) и покровительственное отношение к ним со стороны властей{75}. Статью публикует «Новый Восток» — журнал Всероссийской ассоциации востоковедения.
Для выпускника ГДУ находится должность преподавателя в Московском институте востоковедения им. Нариманова. Издательство «Новая Москва» при Моссовете принимает у него переводы двух рассказов Акутагавы для альманаха «Восточные сборники». На русском языке молодой классик японской литературы печатался впервые. Акутагава Рюноскэ, считавший, что «человеческая жизнь похожа на коробку спичек: обращаться с ней серьезно — смешно, несерьезно — опасно», любивший исследовать парадоксы людских желаний и поступков, был любимым писателем Кима. «Акутакава славится своими short stories, некоторые из них по совершенству композиции и техники выполнения могут сравниться с рассказами Чехова, Мопассана, Генри, Замятина и др. мастеров новеллы. Во многом Акутакава подражает Анатолю Франсу, от которого перенял иронический тон, любовь к сентенциям, пропитанным изящным скептицизмом, и умение стилизации. Язык его рассказов в высшей степени прост и ясен, и тому, кто хочет ознакомиться с лучшими достижениями новейшей японской прозы, необходимо обратиться к произведениям этого писателя»{76}.
В 1924 году у Романа Кима рождается сын. Довольный отец нарекает младенца едва ли не самым необычным именем из тех, что мог выбрать — Аттик (имя древнегреческого корня, носили которое и знаменитые римляне, и христианские мученики).
Ким и Отакэ окончательно сдружились, вместе они даже снимали под Москвой дачу на лето. Японская газета «Osaka Asahi» (по всей вероятности, при посредничестве Отакэ) опубликовала очерк Кима «Новейшая японская беллетристика». И в то же время… «Имея задание ОГПУ быть в курсе всех его русских и японских связей, я систематически сообщал о всех, кто вызывал подозрения. У Отакэ я пользовался доверием, и он мне открыто, иногда намеками, сообщал о характере его знакомств…» Так, Ким доложил руководству, что профессор Института востоковедения Михаил Попов, приставленный к Отакэ от НКИД заверять переводы телеграмм из Токио на русский язык, «дает за деньги чистые бланки со своими подписями», а Кодама, секретарь основателя Компартии Японии Сэна Катаямы, жившего тогда в Москве, собирается бежать из СССР. Московский сотрудник «Тохо» Павел Шенберг признался Отакэ, что получил от ОПТУ задание «освещать» его деятельность. Ким сообщил об откровениях Шенберга, журналиста арестовали и осудили на пять лет лишения свободы{77}.
Как Роман Ким мог жить настолько двойной жизнью? Понять непросто. Акутагава бы призадумался.
«Высокие договаривающиеся стороны торжественно подтверждают свое желание и намерение жить в мире и дружбе друг с другом, добросовестно уважать несомненное право каждого государства устраивать свою собственную жизнь в пределах своей же юрисдикции по своему собственному желанию, воздерживаться и удерживать всех лиц на их правительственной службе и все организации, получающие от них какую-либо финансовую помощь, от всякого открытого или скрытого действия, могущего каким бы то ни было образом угрожать порядку или безопасности какой-либо части территории Союза Советских Социалистических Республик или Японии, — гласила Конвенция об основных принципах взаимоотношений между СССР и Японией, подписанная в Пекине 20 января 1925 года. — Ни одна из высоких договаривающихся сторон не будет разрешать присутствия на территории, находящейся под ее юрисдикцией: а) организаций или групп, претендующих быть правительством какой-либо части территории другой стороны, или б) чужеземных подданных или граждан, относительно которых было бы обнаружено, что они фактически ведут политическую работу для этих организаций или групп»{78}.
15 июля 1925 года посол Японии в СССР Танака Токити вручил верительные грамоты наркому иностранных дел Георгию Чичерину. По завершении церемонии сотрудники японского посольства сфотографировались на балконе здания НКИД на Софийской набережной, на фоне Большого Кремлевского дворца. Двенадцать человек во главе с Танакой. Был ли среди них тот, кто вскоре вольно или невольно стал источником информации КРО ОГПУ, мы вряд ли узнаем. Роман Ким признавался, не раскрывая подробностей, что по заданию ОПТУ неоднократно встречался с Сасаки Сейго — вторым секретарем посольства в середине 1920-х. В архивных материалах упоминается, что Ким с 1926 года был причастен к добыванию секретных японских документов{79}. Так или иначе, в руках у Артузова оказалась копия инструкции Генштаба Японии военному атташе в Москве, датированной 11 декабря 1925 года:
«1. Собирать материалы, касающиеся организации войск в мирное время для определения организации Красной армии в военное время.
2. Собирать материалы для установки особенностей тактики Красной армии.
3. Изучать военное снаряжение Красной армии…
4. Собирать советские материалы для установки квалификации и характеристики офицерского и рядового состава Красной армии.
5. Собирать материалы об организации связи в Красной армии и о постановке разведывательной работы.
6. Собирать материалы… характеризующие общее положение Сибирской ж. д. и железных дорог Европейской России, для определения провозоспособности людского состава и военных материалов в военное время из Европейской России по Сибирской ж. д.
7. Изучать мероприятия Советского правительства в отношении советских национальных республик и отношение последних к центральному правительству для определения вопроса о возможности использования национальных меньшинств Советской России во время войны.