«Крестный отец» Штирлица
Шрифт:
Версия отъезда, которую он излагал в конце 1930-х на допросах в НКВД, звучала так. В Токио прибыли из Владивостока на практику три студента Восточного института. Ким познакомился с ними случайно, проходя мимо гостиницы, где они остановились. Узнав, что «в России очень мало японоведов» и у способного выпускника института есть перспектива «быть видным японоведом», Роман загорелся мыслью сделать карьеру в той стране, где родился. Вернувшись во Владивосток, он изложил отцу «желание стать профессором-японоведом» и получил его согласие{24}.
Об иной причине он предпочел умолчать. Кин Кирю влюбился в дочь самого Сугиуры Дзюго. «Это была первая его девушка, и она, похоже, ни о чем не догадывалась. Когда же он делился с нами
2
Об этом Роман Ким поведал японскому историку Кимура Хироси, с которым общался в конце 1950-х — начале 1960 годов (см.: Куланов А.Е. В тени Восходящего солнца. С. 232).
Десять лет жизни в Японии, конечно же, не могли не повлиять на мироощущение, взгляды и привычки юного корейца. Роман Ким действительно увлекся культурой и традициями Страны восходящего солнца. Это видно хотя бы по тем заметкам, что он сочинил в середине 1920-х. Вот, например: «История европейского алфавита скудна фактами, как биография трамвайного контролера. История иероглифического письма — это пышная многотомная история одной из великолепных отраслей изобразительного искусства… В то время, когда по Европе рыскали десантные батальоны викингов, в Японии были в моде так называемые асидэ — картины, смонтированные из одних иероглифических начертаний, полных или сокращенных. Вы на асидэ видели течение воды, камни, деревья, скалы, бамбуковые рощи, крыши буддийских храмов, пики гор, облака, птиц и в то же время читали в них иероглифы. Девять веков тому назад на Японских островах умели тонко наслаждаться!»{25}
Европейски-тщательное изящество днем, кимоно и веер — укладываясь спать. Так спустя много-много лет описал привычки пожилого Кима один из его друзей-писателей…
Отозвав сына из Японии, Николай Ким не имел ничего против его желания стать японоведом. Поскольку свидетельство об окончании токийского колледжа не могло быть учтено при поступлении в русский институт, Роману пришлось поступить в гимназию — экстерном сдать экзамены за шестой класс, чтобы отучиться затем в двух старших классах.
Владивостокская мужская гимназия располагалась в том же здании, что и Восточный институт, в правом его крыле. Гимназисты каждый будний день проходили мимо загадочных древних каменных львов «ши-цза», охранявших порог института. И, наверное, завидовали студентам, носившим по торжественным случаям красивые мундиры темно-зеленого сукна и парадные шпаги. Но Роман Ким, в силу возраста, знакомств и прошлого образования, мог держаться с будущими востоковедами почти на равных. Он вообще выделялся своей активностью. Председательствовал в городском союзе учащихся. Руководил художественным кружком при гимназии. Кружок посещали и гимназистки. С одной из них — Зоей Заикой — у Кима, как говорится, завязались отношения{26}.
Летом 1918 года Роман Ким подал прошение о зачислении в Восточный институт. Студентов принимали без экзаменов, по старшинству средних аттестационных отметок. Предпочтение отдавали обладателям дипломов высших учебных заведений, следом рассматривали прошения выпускников гимназий, реальных, коммерческих, технических и военных училищ. Со второго курса студенты распределялись по отделениям, согласно изучаемым языкам: китайско-японскому, китайско-корейскому, китайско-монгольскому
Но, позвольте, какие науки, когда в России — революция, Гражданская война? Да, империя рухнула, разгорелась смута. Однако Владивосток оказался в особом положении.
Глава 2.
ОТ БЕЛЫХ К КРАСНЫМ
Владивосток в 1917 году бурлил вместе со всей бывшей империей. Правда, здесь не ставили к стенке флотских офицеров, как в марте в Кронштадте. Рабочие и солдаты не затевали демонстрации с винтовками, как в июле в Петрограде. Крепостные форты не штурмовались красной гвардией, как Московский Кремль в октябре. Сначала власть в Приморье более-менее мирно делили комиссар Временного правительства и Исполком краевого Совета рабочих и солдатских депутатов. Во Владивостоке городская дума договаривалась с городским исполкомом. После Октябрьского переворота в Петрограде приморский исполком признал новое правительство — Совнарком, а комиссар Временного правительства — нет. Свои полномочия он передал Приморской земской управе. Краевой съезд Советов, в свою очередь, объявил, что забирает власть в свои руки, но согласен сотрудничать с земствами.
На выборах в Учредительное собрание во Владивостоке на первом месте по числу голосов шли народные социалисты, на втором — конституционные демократы. В Петрограде и Москве по числу сторонников они тоже оказались на втором месте, но после большевиков. Кадеты призывали довести войну с Германией до победного конца и строить новую Россию, в которой все классы нашли бы удовлетворение своих справедливых нужд. Спустя две недели после выборов Совнарком объявил их «партией врагов народа». Учредительное собрание заседало в Петрограде лишь один день и было распущено 6 января 1918 года по распоряжению Ленина. А в апреле очередной съезд Советов Приморья постановил распустить местные земские управы и городские думы.
Роман Ким как-то признался, что в 1917 году сочувствовал кадетам{27}. Хотя политические страсти вряд ли занимали его больше дел учебных и сердечных.
Гимназист Ким сдавал выпускные экзамены, когда до города добрался первый эшелон с солдатами чехословацкого корпуса бывшей Российской армии, которых большевики решили отправить на родину кружным путем — через Владивосток. В мае — июне 1918 года чехословацкие части стали опорой антисоветских восстаний от Поволжья до Приморья. 6 июля Верховный совет Антанты с согласия Временного правительства автономной Сибири объявил Владивосток зоной контроля государств антигерманской коалиции. В бухту Золотой Рог прибыли корабли с британскими, французскими, японскими и американскими войсками.
Япония и США обязалась направить на восток России по 9000 военнослужащих. Но к февралю 1919 года японский экспедиционный корпус разросся до 25 600 солдат и офицеров, распределенных по гарнизонам от Владивостока до Николаевска на севере и Читы на западе{28}. «По городам и селам распространялись японские декларации, что их войска введены в Россию из чувства человеколюбия, что у них нет завоевательных намерений, они бескорыстно помогают восстановлению России и совершенно нейтральны в борьбе партий, и только безусловно не допустят вооруженных столкновений между партиями», — вспоминал участник войны на Дальнем Востоке{29}. Каждый раз, когда японские роты проходили маршем по Светланской улице, они впечатляли своей дисциплиной. Отлаженный механизм, готовый беспрекословно выполнять приказы. Вопрос в том, какими будут эти приказы.