Крестный отец
Шрифт:
— В общем, пора за дело, — подытожил дон. — Ждать уже нечего. Когда начнешь?
— Нет, все-таки еще чуть-чуть подожду, — покачал головой Майкл. — Пусть Кей благополучно разродится. А Том пустит корни в Лас-Вегасе и все будут знать, что его больше нет при нашем бизнесе. Пусть останется полностью в стороне. Так что планирую начать через год, считая с сегодняшнего числа.
— Ты все предусмотрел? — спросил дон, не поднимая глаз от гладкой поверхности стола.
— Пусть это тебя не заботит, — мягко ответил отцу Майкл. — Ты к этому тоже никакого отношения иметь не будешь. Я все беру на себя. А тебе не оставляю даже права «вето». Потому что, если ты решил бы вдруг запретить мне что-либо из задуманного, я
Дон еще некоторое время смотрел молча перед собой, потом поднял глаза на сына:
— Ну, чему быть, того не миновать, Что смог, я уже сделал, а на большее все равно нет ни сил, ни желания. Может быть, потому-то я и ушел в сторону, переложив свои заботы на твои плечи, сын. Такая штука жизнь. Никуда от нее не денешься.
С того дня и начался отсчет года, полного разнообразных событий. Кей Адамс, ныне Корлеоне, легко и благополучно родила Майклу второго сына. Когда она вернулась из больницы, в Лонг-Бич ее встречали с почестями, достойными королевы.
Нино Валенти умер от кровоизлияния в мозг. Об этом событии написали буквально во всех газетах, так как новый фильм с его участием только-только вышел на экраны и пользовался невероятным успехом. Критики возносили Нино на уровень самых великих звезд мирового кино. В одном из интервью Джонни Фонтейн горько сетовал, что не спас жизнь другу, не настоял на его лечении в клинике. Но покаяния продюсера затерялись в потоке хвалебных статей.
Никто из Семьи Корлеоне, кроме Фредо, не смог присутствовать на похоронах. В последний путь Нино провожали Джонни Фонтейн, Люси и доктор Юлиус Сегал, а так же Альберто Нери, присланный в качестве официального представителя от Семьи Корлеоне в Голливуд. Дон сам собирался поехать на похороны, но не смог из-за сердечного приступа, на целый месяц приковавшего его к постели. Он прислал только роскошный венок из живых цветов.
Через два дня после похорон Нино Валенти кто-то застрелил Моу Грина в роскошном голливудском особняке его любовницы — известной кинозвезды. Альберт Нери долго не был в Нью-Йорке и только месяц спустя вернулся с отдыха на берегу Карибского моря — загорелый, как негр. Майкл Корлеоне приветствовал его дружеской улыбкой и коротко сообщил, что отныне он, Нери, будет получать сверх жалованья еще соответствующие проценты от предприятий Семьи Корлеоне. Это означало, иначе говоря, что по доходу Альберт Нери из разряда высокооплачиваемого служащего превращается в богатого человека. Нери сразу почувствовал, что живет в том мире, который способен воздать по справедливости за профессиональную работу и что здесь каждого ценят именно по труду.
ГЛАВА 29
Приступая к осуществлению своего, до малейших черточек обдуманного плана, Майкл принял все меры предосторожности и учел все случайности. У него хватило терпения, чтобы потратить на приготовления целый год. Но ему не удалось воспользоваться намеченным планом. Сама судьба воспротивилась этому.
Да, сама судьба нанесла Майклу удар из-за угла, потому что беда пришла, откуда не ждали. Самый надежный оплот империи Корлеоне оказался самым хрупким. Майкла подвел сам Крестный отец, великий Вито Корлеоне.
В воскресное солнечное утро, когда женщины отправились по обыкновению в церковь, дон Вито Корлеоне облачился в рабочий костюм: просторные серые штаны, уже оттянутые на коленях, вылинявшую голубую рубашку, от века неглаженную, и широкополую соломенную шляпу с побуревшей от солнца шелковой лентой. Дон отяжелел за последние годы, фигура его расплылась и он утверждал, что работа на огороде идет на пользу его здоровью, Но никто не сомневался в пристрастии дона к крестьянской работе. Ухаживая за садом, он словно бы возделывал землю родной Сицилии. Ему нравилась работа земледельца: она напоминала о том счастливом времени в далеком итальянском детстве, когда отец Вито был еще жив и ничто не предвещало бурных событий и невзгод.
В этот ранний час дон торопился полить свои грядки и деревья из огромной бочки, размещавшейся в дальнем углу просторного двора. Лучше было сделать это, пока солнце еще не начало припекать землю. Фасоль уже цвела, зеленые стрелы лука, как частокол, торчали из рыхлой, хорошо унавоженной земли. Помидорные плети взбирались навстречу солнцу по собственноручно сколоченным доном деревянным рамам.
К полудню, когда светило. начало припекать вовсю, дон успел справиться во всеми намеченными делами. Оставалось подвязать бечевкой лишь две-три помидорные плети — самые маленькие в ряду.
Старший мальчик Майкла как раз выбежал в сад и увидел деда, опустившегося на колени возле крохотного куста, словно облаком, окутанного весенним цветом. Он заспешил к деду, тот увидел его и сделал рукой остерегающий жест: не беги! Это был последний жест дона Вито Корлеоне в этом мире. Боль, которая долгие годы тихо проживала в его груди, вдруг стала огромной и невыносимой. Солнце, висящее высоко в небе, спикировало вниз, на его сад, на грядки с фасолью и помидорами, и перед глазами поплыли золотистые и багровые круги. Сквозь них пробился и со всей силой обрушился на дона мощный удар молота. Вито Корлеоне все понял сразу — ведь не зря его так долго величали великим доном. Смерть не могла обмануть его, как не в состоянии были сделать это простые смертные. Глотнув напоследок ароматный воздух весеннего сада, он изогнулся всем своим погрузневшим со старостью телом и рухнул вниз лицом.
Внук, растерявшись, круто повернул к дому и побежал звать взрослых. Майкл Корлеоне и несколько человек из охраны немедленно отозвались на его призыв. Когда они примчались в сад, дон все так же лежал ничком на грядке, судорожно царапая пальцами жирную, хорошо обработанную землю. Дыхание со свистом вырывалось из его груди.
Дона бережно подняли и отнесли в патио, под тень кирпичной стены. Майкл взял отца за руку и опустился с ним рядом на колени. Остальные поспешили в дом — звонить по телефону, вызывать врача и карету «скорой помощи». Собрав все остатки воли, дон еще раз открыл глаза, чтобы увидеть сына. От сердечных спазм его загорелое, смуглое лицо казалось подернутым серой пленкой. Последним ощущением дона стал волшебный ветерок, наполнивший легкие свежими запахами возделанного им сада, и солнечный луч, мягко коснувшийся его лица. «Замечательная штука — жизнь», — прошептал Вито Корлеоне едва слышно. С этими словами на губах он и упокоился в мире, не омраченный ни слезами женщин, ни медицинскими потугами продлить муки и тяготы конца. Жена еще не вернулась из церкви и карета «скорой помощи» не поспела, когда все было кончено. Он отошел, окруженный своей мужской гвардией, держа за руку сына, унаследовавшего созданную им державу. Сына, которого любил больше всех на свете.
Хоронили дона Корлеоне с королевскими почестями. Все Пять Семейств сочли своим долгом направить на церемонию погребения не только своих доверенных, но и донов лично.
Прилетел Джонни Фонтейн, хотя Майкл предостерегал его от подобного шага, и на вопросы липнувших к нему, как пчелы, газетчиков, объявил, не задумываясь:
— Крестный отец был лучшим из людей, а если кто-то считает иначе, так пусть катится ко всем чертям собачьим.
Газеты не замедлили растрезвонить об этом.
По старым традициям, друзья и близкие прощались с покойным в доме, а не в похоронной конторе. Америго Бонасера, обряжавший дона в его последний путь, превзошел сам себя, стирая следы, оставленные временем на гордом челе Вито Корлеоне, и теперь чувствовал себя именинником, потому что дон покоился среди цветов, величественный и значительный, как прежде.