Крестный отец
Шрифт:
Хейген покраснел.
— Теперь, по-моему, мы решили проблему. Наняли частных сыщиков — весь квартал ими наводнен. Об остальном — давай в машине.
Машину вел Клеменца, Майкл с Хейгеном сидели позади. В голове у Майкла пульсировала боль.
— Так что на самом-то деле произошло вчера вечером — удалось это выяснить?
Хейген спокойно заговорил:
— У Санни есть в полиции свой человек — Филипс, тот агент, что пытался за тебя вступиться. Он выдал нам весь расклад. Макклоски, этот капитан, с первого дня, как начал служить в полиции, очень крупно берет на лапу. В том числе и от нашей семьи. Жаден без удержу и оттого ненадежен в деловом
— О том, что я пострадал, в газетах было?
— Нет, — сказал Хейген. — Об этом мы умолчали. Огласка никому не нужна. Полиции — явно нет. Нам тоже.
— Правильно, — сказал Майкл. — А паренек этот — Энцо — успел уйти?
— Да уж, — сказал Хейген. — Оказался шустрей тебя. Как только явились полицейские, вмиг исчез. Рассказывает, что был с тобою, когда Солоццо проезжал мимо. Верно это?
— Точно, — подтвердил Майкл. — Малый стоящий.
— Что ж, мы в долгу не останемся, — сказал Хейген. — Ты себя чувствуешь нормально? — Лицо у Хейгена стало озабоченным. — Вид у тебя паршивый.
— Нормально, — сказал Майкл. — Так как, бишь, его звать-то, капитана?
— Макклоски. Кстати, тебе будет приятно узнать, может быть, что семья Корлеоне начала все же сравнивать счет. Бруно Татталья — сегодня в четыре утра.
Майкл выпрямился.
— Как так? Я думал, решено было ждать.
Хейген пожал плечами:
— После того, что случилось в больнице, Санни занял жесткую позицию. Всюду по Нью-Йорку и Нью-Джерси приведены в готовность боевики. Вчера же вечером и список утвердили. Я пытаюсь удерживать Санни, Майк. Может, и ты попробуешь? Пока еще есть возможность уладить все это путем переговоров и избежать большой крови.
— Попробую, — сказал Майкл. — Он что, с утра собирает совет?
— Придется, — сказал Хейген. — Солоццо наконец подал голос, готов сесть за стол переговоров. Посредник уже улаживает детали. А значит, наша взяла. Солоццо понимает, что проиграл, ему бы теперь только остаться живу. — Хейген помолчал. — Возможно, посчитал, что раз мы не даем сдачи, стало быть — слабый сок, бери нас голыми руками. Теперь, когда у Татталья одним сыном стало меньше, сообразил, что мы — народ серьезный. Он, вообще, затеял адски рискованную игру, когда попер против дона… Между прочим, насчет Люки все подтвердилось. Его убили ночью накануне покушения на твоего отца. В клубе Бруно Татталья. Представляешь?
Майкл сказал:
— Тогда неудивительно, что его застали врасплох.
Въезд на площадку в парковой зоне перегораживала длинная черная машина. Рядом, прислонясь к капоту, стояли двое. В двух домах справа и слева, отметил Майкл, верхние окна были открыты настежь. Черт, видно, Санни и впрямь перешел от слов к делу.
Клеменца остановился снаружи, дальше пошли пешком. В охране стояли люди Клеменцы — он хмуро покосился в их сторону вместо приветствия. Оба стража
Звонить в дверь не понадобилось — им открыли. Очевидно, наблюдали из окна. В угловом кабинете их уже ждали Санни и Тессио. Санни подошел к младшему брату, взял его голову в ладони, сказал насмешливо:
— Хорош красавчик!
Майкл шлепнул его по рукам и, шагнув к столу, налил себе виски в надежде немного заглушить боль, сверлящую ему челюсть.
Снова они собрались здесь впятером, только сейчас атмосфера в кабинете изменилась. Санни ожил, повеселел, и Майкл понимал, что означает эта веселость. Старший брат больше не колебался. Он принял решение, теперь ничто не могло его остановить. Новая вылазка Солоццо стала каплей, переполнившей чашу терпения Санни. О перемирии уже не могло быть и речи.
— Пока тебя не было, звонил посредник, — сказал Санни Хейгену. — Теперь Турок желает вступить в переговоры. — Санни рассмеялся. — Силен, собака. — Он восхищенно покрутил головой. — Вчера сорвалось, так сегодня согласен договариваться. А мы встанем на задние лапки и будем кушать у него из рук. Ну, нахал!
Том осторожно спросил:
— А ты что ответил?
Санни усмехнулся:
— Ответил — ради бога. В любое время. Мне спешить некуда. У меня сотня боевиков дежурит по всему городу круглые сутки. Пускай Солоццо одним только волоском засветится, и он мертвец. Может тянуть резину сколько душе угодно, мне не к спеху.
— Предложил что-нибудь конкретное? — спросил Хейген.
— А как же, — ответил Санни. — Хочет, чтоб мы послали к нему Майка, ему Солоццо изложит свое предложение. Посредник обеспечит Майку неприкосновенность. Собственную неприкосновенность он обеспечить не просит — знает, что бесполезно. Напрасный труд. Поэтому встреча — на территории Солоццо. За Майком приедут и отвезут в некое место. Там Майк выслушает Солоццо, потом его отпустят. Но место встречи держат в тайне. Обещая при этом столь выгодные условия, что мы не сможем их отклонить.
Хейген спросил:
— А Татталья будут сидеть, глазами хлопать? И не попробуют сквитаться за Бруно?
— Нет, это тоже оговорено. По словам посредника, семья Татталья согласна с планом Солоццо. Убийство Бруно Татталья спишут со счетов. Это плата за покушение на отца. Баш на баш, так сказать, — Санни снова рассмеялся. — Хватает же наглости!
Хейген сказал так же осторожно:
— Надо бы послушать, что они предлагают.
Санни затряс головой:
— Нет, нет, consigliori, хватит! — Теперь он говорил с едва заметным итальянским акцентом, нарочито, шутки ради, подражая отцу. — Никаких больше встреч. Никаких обсуждений. И никаких новых фокусов со стороны Солоццо. Когда посредник свяжется с нами опять и попросит ответа, ты передашь им одно. Мне нужен Солоццо. Иначе — тотальная война. Мы заляжем на тюфяки, мы спустим на город всех наших солдат. Коммерция пострадает — что ж, ничего не попишешь.
— Идею насчет войны другие семейства не поддержат, — заметил Хейген. — Она грозит повальными гонениями со стороны властей.
Санни дернул плечом.
— Выход прост. Пусть отдают мне Солоццо. А нет — идут воевать против семьи Корлеоне. — Он помолчал и прибавил жестко: — Том, и довольно советовать, как уладить дело миром. Решение принято. Твоя обязанность — помочь мне добиться победы. Ты понял?
Хейген медленно наклонил голову. Казалось, он впал в глубокое раздумье, но прошла минута, и он заговорил опять: