Крестный сын
Шрифт:
«Ну, я и влип!» — пронеслось у него в голове. — «Какого черта я согласился? Сейчас бы уже все было кончено…» Потом сообразил: нет, сейчас все бы только начиналось — дознание, издевательства, возможные пытки. До конца было бы еще очень и очень далеко. «А, ладно, плевать, вряд ли будет хуже, чем раньше. Может, действительно удастся все изменить. Позорный столб, да-а, докатился… Жаль, отец не дожил… А дружок у него ничего себе старикан. Ловко взял меня в оборот. Правитель… Похоже, та еще заноза в заднице. Ну да ладно, поглядим, кто кого.»
Молодой человек сел на край ванны, сполоснул лицо и напился. Стало немного легче. Пытаясь отвлечься от неприятных мыслей, стал думать о другом. «Сколько
Выпив еще воды, Филип решил осмотреться и, пошатываясь от слабости, вышел из купальни, предварительно обернув вокруг бедер полотенце (мало ли кого принесет в эти хоромы, а насчет его «интсрумента» и слухов крестный абсолютно прав). На столике у кровати увидел пузырьки, баночки и листок бумаги, исписанный довольно изящным почерком. «Похоже, меня лечила женщина», — подумал он, отбрасывая волосы с лица, чтобы лучше видеть написанное. Тут до него дошло, что есть еще одна странность. «Они не остригли мне волосы! Что за черт! Кому понадобилось отмывать их от той дряни, которой меня закидали?» Он помотал головой и втянул носом воздух: никаких неприятных запахов. И вдруг ему вспомнилось мерещившееся в бреду женское лицо невероятной красоты. В один из моментов просветления он даже попытался спросить, кто она, но сил не хватило. Филип нахмурился и бросил листок на столик. «Этого еще не хватало. Зачем старик приставил ко мне женщину? Издевается? Так я точно долго не выдержу. И у него в прислугах такие красавицы? Или мне в бреду примерещилось, что она настолько хороша? Я почти уверен, что помню запах ее духов.» Молодой человек снова взял бумагу с инструкциями и принюхался. Да, если он сам себя не обманывает, это тот же запах, легкий, почти неуловимый цветочный аромат.
Филип, наверное, еще долго размышлял бы на эту волнующую тему, но внизу послышалось лязганье ключа в замке. Листок тут же оказался на столе, а молодой человек в постели с закрытыми глазами и ровным дыханием.
Правитель поднялся в спальню и с неудовольствием взглянул на кровать: мальчишка все еще спал. Столь долгий сон начинал раздражать сурового крестного (он приходил сюда уже в третий раз), но будить парня, тряся за плечо, после двух суток горячки ему не хотелось. Стараясь производить как можно больше шума, Правитель сдвинул стоящие на столике пузырьки и поставил туда корзинку, в которой громко звякнула какая-то посуда. Филип, наблюдавший за вошедшим из-под чуть приподнятых век, решил, что вечно притворяться спящим все равно не получится, собрался с духом, глубоко вздохнул и открыл глаза.
— А, наконец-то! — проворчал Правитель.
— Доброе утро, или сейчас день? Извините, если заставил ждать, — миролюбиво произнес Филип, садясь на кровати.
— Какая вежливость! Куда подевался твой прежний тон?
Молодой человек выглядел смущенным.
— Прежний тон… Приговоренный к смерти многое может себе позволить, — невесело усмехнулся он.
— Надеюсь, ты не жалеешь о нашем договоре? Если у тебя появились или появятся сомнения, только скажи.
Правитель явно наслаждался ситуацией. Филип с некоторым удивлением посмотрел на него.
— Пока у меня нет оснований сожалеть о том, что вы сохранили мне жизнь. Но если это было сделано, дабы при каждом удобном случае напоминать, какое я ничтожество и чем вам обязан, то, действительно, лучше все вернуть на свои места прямо сейчас.
— Спрячь-ка подальше свою гордость хотя бы на время. Я не желаю тебе ничего, кроме добра. — Молодой человек закатил глаза. — Вот, поесть принес и раны на спине собираюсь смазать, — сменил тему Правитель.
— Вы что же, все это время ухаживали за мной? — с удивлением и некоторым страхом спросил Филип.
— Смотри-ка, даже испугался, — беззлобно рассмеялся Правитель. — Нет, я всего лишь ненадолго заходил несколько раз.
— А кто со мной сидел?
— Почему тебя это волнует? — спросил глава государства, стараясь не выдать заинтересованности.
— Думаю, я бредил и наболтал много лишнего. Хотелось бы знать, кто теперь владеет этой информацией.
— Никто. Мне не нужны посвященные в таких делах. За тобой ухаживала глухонемая сиделка.
Молодой человек сделал вид, что слышать это для него большое облегчение, но почему-то не очень поверил крестному.
— И сколько же я был без сознания?
— Если не считать времени, проведенного у столба, то около двух суток.
— Ничего себе! Снадобья тоже готовила сиделка? Ссадины выглядят, будто их лечили дня четыре, не меньше.
— Да, она принесла с собой какие-то склянки. А ты, я смотрю, разбираешься в предмете. Сам промышлял лЕкарством? — не удержался от язвительного замечания Правитель.
— Нет, — усмехнулся Филип, — но с моим родом занятий частенько залечивал раны. Ни разу они не заживали так быстро.
— Значит, тебе повезло. Вот лекарства и листок с инструкциями, — Правитель кивнул на столик у кровати, — дальше будешь лечиться сам. А твою спину придется смазывать мне. Поворачивайся!
Закончив, Правитель ушел, у него было много дел. Филип с жадностью накинулся на оставленную еду. Утолив голод, он подумал: «В целом все не так уж плохо, со стариком, похоже, можно ладить, если его не злить. А вот насчет сиделки крестный либо врет, либо недоговаривает. Но об этом пока лучше забыть.»
Потянулись однообразные и скучные дни выздоровления. Правитель не велел крестнику выходить из покоев, пока на лице оставались заметными синяки и ссадины. Филип не возражал. Он досконально обследовал новое жилье и оглядел окрестности с крыши башни. Кругом был унылый серый камень, лишь между Западной башней и соседней Южной расстилалось довольно обширное зеленое пятно: дворцовый сад. Бывшего разбойника сразу потянуло туда, он давно уже отвык от житья под крышей.
Правитель навещал крестника при каждом удобном случае. Когда следы на лице стали почти незаметны, он пригласил к Филипу парикмахера и портного.
— Я надеялся, ты прикажешь не только побрить себя, но и постричь, — высказал неудовольствие Правитель после их ухода.
— Я так и сделал, — ответил молодой человек. — Не люблю короткие волосы, поэтому велел только немного убрать лишнее.
На самом деле ему была безразлична длина его волос, но раз уж кто-то потратил столько сил, отмывая их после позорного столба, значит, следует сохранить шевелюру из уважения к этому кому-то. «Самое смешное, если меня приводил в порядок какой-нибудь престарелый мужелюб», — подумал про себя Филип, хотя в его памяти уже начало вырисовываться прекрасное женское лицо.
К концу второй недели раны Филипа полностью зажили. Правитель, пришедший в последний раз смазать ему спину, был доволен.
— Завтра выйдешь из башни, — сказал он. — Я пришлю за тобой утром слугу, и мы вместе позавтракаем.
— Как вы представите меня при дворе?
— Так, как есть: ты — сын покойного друга и мой крестник. Насколько мне известно, никто из придворных не сталкивался с Жеребцом на большой дороге. А потом, всегда можно обознаться. Надеюсь, тебе хватит самообладания вести себя соответственно с герцогским титулом?