Крестный сын
Шрифт:
Как смогла убедиться Ив, потайные ходы имелись лишь в стенах «старой» части дворца. Об их существовании давно забыли, и более поздние строители не пытались воспроизвести нечто подобное в своих творениях. Девушка не расстраивалась: придворная жизнь кипела именно там, куда можно было пройти по скрытым в стенах проходам. В пристроенных позднее частях располагались помещения для слуг и хозяйственных нужд. Правитель и члены его семьи, придворные и солдаты замковой стражи проживали в «старой» части. Там же находилось и большинство присутственных мест: кабинет главы государства, кабинет для заседаний министров, Приемный и Большой бальный залы и обширное помещение для занятий боевыми искусствами — Тренировочный зал.
Правитель полагал, что знает о потайных ходах все. В его кабинете тоже имелся план, менее подробная копия оригинала, который его дочь раскопала в библиотеке. Он об этом не подозревал и к тому же очень редко захаживал в лабиринт, ибо страдал клаустрофобией. Ив со временем
Ив обладала хорошей памятью и чувством ориентации, а также неограниченным временем, и освоить систему ходов для нее не составило большого труда. Потайные проходы шли в толстых каменных стенах замка. В них находились многочисленные замаскированные двери и глазки для подглядывания. Ширина большинства ходов позволяла спокойно и даже с удобством передвигаться по ним, не растопыривая локти, но в некоторых местах даже стройной девушке приходилось двигаться боком. Сеть ходов связывала все помещения «старой» части. С этажа на этаж вели узкие крутые лестницы в стенах. Ив, впервые попав в лабиринт, постоянно чихала от пыли и паутины, скопившихся там, но постепенно ей удалось расчистить любимые маршруты. К счастью, крысы в потайных ходах почти не встречались, а пауков она не боялась. Чтобы не спотыкаться в темноте, девушка обзавелась специальным фонариком: замкнутым латунным цилиндром с небольшими отверстиями сверху и снизу и маленькой дверцей сбоку, в который помещалась свеча или масляный светильник. Таким фонарем удобно было освещать дорогу, и, притененный перед открытием очередного глазка, он не выдавал подглядывающего.
Освоив потайные ходы, Ив почти ежедневно отправлялась шпионить за родителем и придворными. Скоро она стала прекрасно разбираться в политических вопросах и, подглядывая за отцом на его любимом поприще, в совершенстве освоила науку притворства. У нее и раньше было неплохое чутье на людей, а наблюдения за придворными довели его до совершенства. К сожалению, нравы двора сделали дочь Правителя не по возрасту циничной.
Не один год Ив пользовалась потайными ходами без ведома отца, но в конце концов ей пришлось выдать себя. У одной из придворных дам украли драгоценности, и подозрение, как обычно происходит в таких случаях, пало на ее горничную. Девушку должны были серьезно наказать. Ив, бродя по потайным ходам, случайно стала свидетельницей того, как драгоценности взял любовник дамы. Она не поленилась проследить за тем, куда он их спрятал. Дочери Правителя не хотелось вмешиваться в эту историю, но уж слишком противно было смотреть, как нагло и уверенно вел себя любовник, да и молоденькую горничную, недавно попавшую в столичный дворец из провинции, было жаль. Собравшись с духом, Ив пошла к отцу и все ему рассказала. Тот разозлился, узнав, что дочь шпионит за всеми, но еще больше оказалось его удивление. Он никак не мог понять, зачем девчонка выдала себя по столь пустяковому, с его точки зрения, поводу. Размышляя об этом, он пришел к выводу, что Евангелина все же обладает единственным положительным качеством: обостренным чувством справедливости. В результате правда в деле о краже драгоценностей восторжествовала. Правитель поначалу хотел запретить дочери пользоваться потайными ходами, но, поразмыслив, решил, что все равно не сможет ее контролировать. Он ограничился взятым с нее словом никак не использовать информацию, которую она почерпнет, блуждая по тайным закоулкам.
Подглядывая за придворными, Ив быстро узнала о сексе почти все: нравы при дворе были свободные, если не сказать распущенные. Пробелы знаний она заполнила, порывшись в библиотеке. Эта сторона жизни ее очень привлекала, она прекрасно изучила свое тело и без труда могла доставить себе удовольствие. Но ей хотелось перейти к более ощутимым вещам, а подходящий кандидат никак не находился. Ив, как уже говорилось выше, была очень красива и лицом, и фигурой, причем красота ее наполнялась различным содержанием в зависимости от настроения. Она могла быть чистой, ангельской, а могла — искушающей, демонической. Мужчины реагировали на дочь Правителя вполне однозначно: начинали пускать слюни, как она выражалась. Это крайне раздражало и расхолаживало девушку. Насмотревшись всякого за время блужданий по потайным ходам, она, конечно, не питала никаких иллюзий по поводу отношений между полами, но откровенная похоть вызывала у нее отвращение. Встречая незнакомого мужчину, первое, что она читала в его взгляде, было тупое выражение самца, которому не терпится покрыть очередную самку. После этого она уже ничего не могла с собой поделать, всякое желание пропадало. Возможно, ей просто не везло с мужчинами: придворные в большинстве своем отличались чванливостью, эгоистичностью и, мягко говоря, отсутствием благородства, у Ив же был совершенно иной склад характера.
Приятные эмоции у нее вызывали лишь гвардейцы — солдаты личной гвардии Правителя, несшие службу во дворце. Их набирали среди детей мелкопоместных дворян, и они в меньшей степени были развращены общественным положением и богатством, чем большинство придворных. Гвардейцам поначалу очень нравилась дочь Правителя. Ив, в свою очередь, неоднократно подумывала, не залезть ли в постель к тому или другому из приглянувшихся молодых солдат, но ее останавливало опасение, что об этом тут же станет известно. Гвардейцы жили в казармах на территории дворца и были очень дружны. Ив, частенько подглядывая за ними, оказывалась в курсе их любовных похождений и видела, что победы одного тут же становятся известны всем остальным. Да, за пределы их круга это не выходило, но дочь Правителя не желала, чтобы происходящее в ее спальне становилось предметом досужих разговорчиков в казармах. К тому же, огласка могла сильно повредить счастливому избраннику, навлекая на него гнев Правителя. Гвардейцы, не подозревавшие об этих моральных дилеммах, со временем изменили свое отношение к Ив, считая ее не в меру неприступной и бесчувственной. Каждый раз, когда в казарме появлялся новичок, начинавший восторгаться красотой дочери Правителя, они быстро вправляли ему мозги и именовали неприступную красавицу не иначе, как Ледяной девой. У подслушивающей Ив подобные разговоры поначалу вызывали неприятный осадок, но по мере того, как она взрослела и становилась жестче и циничнее, перестали волновать ее.
Правителя не радовала красота дочери, и очень раздражало производимое ею на мужчин впечатление. В дворянской среде Алтона существовала политика двойных стандартов в отношении женского целомудрия. Во дворце Правителя и замках всех крупных феодов нравы царили весьма свободные, мало кто придерживался верности в браке, это даже считалось дурным тоном. Тем не менее, жениться полагалось на девственницах. Конечно, в реальности мало кому так везло (или не везло?), но требовалось соблюсти видимость. Правитель считал дочь взбалмошной глупой девчонкой, от которой можно ждать любых неприятностей. Он решил выдать Евангелину замуж, как только той исполнилось шестнадцать. Нашел жениха, что при красоте, происхождении и богатстве девушки не составило труда, и, вызвав дочь к себе, поставил в известность: свадьба состоится через три месяца. Ив презрительно рассмеялась и заявила, что замуж она по выбору отца не выйдет ни через три месяца, ни через тридцать три года. Правитель был вне себя, но, не имея законного права принудить дочь к замужеству, чудом сдержался и сказал:
— Тебе не нравится жить со мной во дворце. Выйдешь замуж — получишь свободу.
— Свободу?! — Ив снова засмеялась. — Вы, конечно, невысокого мнения о моих умственных способностях, но я никак не предполагала, что считаете меня полной дурой.
Правитель еще больше нахмурился, но по-прежнему сдерживался.
— Какая же это свобода, — продолжала дочь, — если какой-то мудозвон запрет меня в другом замке, да еще будет сношать когда и куда ему заблагорассудится?
Отец никогда не старался сдерживаться в выражениях с бесившей его дочерью, а та оказалась способной ученицей. Правитель уже не первый год пожинал плоды собственного воспитания, выслушивая дерзости Евангелины.
— Ну ладно же, дрянь, — рявкнул он, окончательно выведенный из себя очередной казарменной тирадой девчонки. — Не хочешь выходить замуж по моему выбору, клянусь, я не дам тебе выйти по твоему!
— Очень огорчили! — Ив упивалась его гневом. — Я видела, до чего замужество довело мою мать, так что совсем не стремлюсь сменить фамилию!
Правитель хотел влепить ей пощечину, но Ив так ловко увернулась, что у него вырвалось:
— Почему ты не родилась мужчиной с таким характером и реакцией?
— Потому что мне хотелось идти вам наперекор с момента зачатия! — тут же нашлась девушка.
На этом закончилась первая и единственная попытка Правителя избавиться от дочери, выдав ее замуж.
Несвобода и постоянные стычки с отцом тяготили Ив. Лишившись матери и не видя от родителя ни капли душевного тепла, не говоря уж о любви, она была невероятно одинока. Все настоящие друзья остались в материнском феоде, а попытки сблизиться с кем-то при дворе быстро заканчивались горьким разочарованием. Примерно пару раз в год девушка месяц-другой старалась вести себя послушнее и сдержаннее, потом приходила к Правителю и кротко просила отпустить ее жить в унаследованный от матери замок. Он неизменно отказывал, даже когда просьбы свелись к позволению покидать столицу лишь на какое-то время. Правитель объяснял отказы неверием в хорошее поведение дочери. «Останешься без присмотра — натворишь глупостей», — говорил он. — «Я не предоставлю тебе возможности опозорить мое имя». Второй причиной являлась угроза безопасности единственной наследницы. На самом деле существовала третья причина, о которой отцу сказала сама Ив. Девушка полагала, что ему наплевать и на ее глупости, и на безопасность, он просто мстил дрянной девчонке за непокорность. Правитель, как обычно, не упустил шанса поиздеваться, но наедине с собой должен был признать, что доля правды в словах Евангелины есть, и дочь вовсе не так глупа, как ему хотелось бы.