Крестный сын

Алесько С.

— Там, куда я хочу уехать, не сможет, я уверена.

— Где это? За границей?

— Нет, другое государство — не спасение. Не представляешь, какие у него длинные руки. Это место находится в моем феоде.

Филип невесело рассмеялся.

— Твой феод он вывернет наизнанку в первую очередь.

— Вывернет, но это место не найдет.

— Хорошо, верю, — сказал он, дабы не выводить ее из себя, — но давай подождем какое-то время.

— Зачем?

— Думаю, рано или поздно твой старик отпустит меня в родовой замок. Я смогу по-честному уехать, а не сбежать. А потом мы встретимся за пределами столицы и отправимся куда хочешь.

— Во-первых, не вижу большой разницы: он все поймет, мне-то придется бежать. — Филип попытался что-то сказать, но она сделала знак, что хочет закончить. — Во-вторых, я очень жалею, что не встретилась с тобой, когда ты был Жеребцом. От вашей честности и правильности, герцог, меня уже тошнит.

— Как тебе не повезло! — засмеялся он. — Я точно не тот, кто тебе нужен. Если б ты наткнулась на меня на большой дороге, я очень скоро перестал бы разбойничать, нашел безопасное укрытие и трахал бы тебя там днем и ночью. — Ив довольно улыбнулась такой перспективе. — Что же касается моего плана честно уехать отсюда, то, конечно, твой отец все поймет, но он хотя бы сможет сохранить лицо.

— Ты о нем так трепетно заботишься, а вот он тебя не пощадит, — смирившись, с грустью сказала Ив.

— Он меня уже пощадил, не хочу быть совсем уж неблагодарным.

— Он пощадил тебя не из любви (дочь Правителя поморщилась, произнося это слово) и не из добрых чувств, а из каких-то своих соображений, о которых я пока не знаю. И пощадил он тебя как-то мелочно, сразу поставив к позорному столбу.

— Значит, я не хочу уподобляться ему, Ив. Давай закроем эту тему?

В его голосе прозвучали властные нотки, каких она от него еще не слышала. Очень захотелось надерзить, но девушка сочла за лучшее сдержаться.

— Что ж, я готова поступить по-твоему… — Ив хотела на этом закончить неприятный разговор, но слова сами сорвались с языка. — О благополучии крестного ты подумал, а каково будет мне, если тебя повесят?

Филип долго испытующе смотрел на нее, будто не веря в искренность новой подружки, потом вздохнул.

— Если старик нас поймает, вытащишь меня. Уверен: если захочешь, у тебя получится.

— Не говори об этом, не надо! Я сделаю все, чтобы он не узнал. И ты, пожалуйста, будь осторожен!

— Буду, клянусь тебе. Теперь у меня нет никакого желания умирать. А сейчас, Энджи, если не возражаешь, давай займемся чем-нибудь другим, разговоры меня уже утомили.

Он сел в ванной и скользнул рукой вдоль внутренней поверхности бедра девушки.

— А эти занятия тебя никогда не утомляют?

Ив тоже села и придвинулась ему навстречу.

— Не-а, — ответил он, продвигаясь все дальше по ее ноге, — утомляет их отсутствие.

— Приятно слышать! И чем конкретно ты хотел бы заняться?

Она сжала бедрами его руку, достигшую цели.

— Вымыть тебя, — он потянулся свободной рукой за губкой. — Ты-то уже однажды это со мной проделывала, как я понял. Жаль, ничего не помню.

— Да, но я от этого не слишком возбудилась, — ее дыхание учащалось.

— Зато я очень возбудился, когда сообразил, что кто-то потрудился отмыть мои волосы, вместо того, чтобы сбрить их.

Он начал целовать ее рот, потом скользнул на шею. Она в ответ на его ласки выгнулась и застонала. В эту ночь они, словно по молчаливому согласию, больше не разговаривали ни на какие серьезные темы.

Для дочери Правителя и его крестника наступила счастливая пора. Они проводили вместе каждую ночь, а по воскресениям прихватывали часть дня, и никак не могли насытиться друг другом. Правитель был очень доволен: сын друга, наконец, успокоился и взялся за ум. Евангелина, как ни странно, тоже стала помягче, он приписывал это приближению очередной просьбы отпустить ее из столицы. «Может, действительно, отправить ее на какое-то время из дворца? Не задурила бы голову мальчишке», — думал он иногда, но ничего не предпринимал.

Надо сказать, молодым людям повезло, что Правителя никогда не интересовала сексуальная сторона жизни людей. При всей его проницательности и знании людской природы, он редко замечал романы, становившиеся чуть ли не единственным предметом обсуждения всего двора. Об отношениях герцога Олкрофта и дочери Правителя никто, конечно, не знал, но гвардейцы уже стали переглядываться и подмигивать друг другу за спиной Филипа, быстро поняв, что тот завел себе подружку. Уже не одно пари было заключено на предмет того, кто же она. Желающие выиграть стремились спорить с Кайлом: он был уверен — их новому приятелю удалось-таки растопить сердце Ледяной девы.

— Ты лишишься своего жалкого наследства, еще не получив его, — сказал как-то другу Шон. — Что за странная возникла у тебя фантазия? Они даже не знакомы.

— Наследства я не лишусь, а, пожалуй, удвою его, и оно перестанет быть жалким, — посмеивался Кайл. — Конечно, они скрывают свои отношения, зачем им огласка? Ты же видишь, как Старикан носится с Филипом, у него явно на парня какие-то планы. И вряд ли ему понравится, что у дочурки тоже имеются виды на его любимца. Может, он действительно даже знакомить их не хочет, чтобы факелом в солому не тыкать, выражаясь поэтически.

Шон ухмыльнулся.

— Что до Евангелины, — продолжал Кайл, — я уверен, у нее недавно кто-то появился. Она пытается делать вид, будто все по-старому, и у нее это неплохо получается, но если присмотришься, то увидишь — даже ее движения стали другими, более мягкими, что ли. А недавно я случайно встретился с ней взглядом, когда мы стояли на посту у дверей Старикана, а он ее зачем-то вызвал. Я чуть не ослеп, такое счастье лучилось в ее в глазах. Она их тут же опустила и, готов поклясться, здорово испугалась, что я заметил. А уж как она похорошела!