«Крестоносцы» войны
Шрифт:
— Шийл!
Шийл выступил вперед; губы у него были упрямо сжаты. Трой потер ладонью свои покрасневшие, слезящиеся от дыма глаза.
— Что тут произошло?
— Я ничего не мог поделать! — сказал Шийл. — Честное слово, ничего! Они вдруг окружили барак и меня… — Он показал на заключенных, которые быстро исчезали в темноте.
— Почему вы не позвали Лестера?
— Они мне ничем не грозили, сэр.
— Кто стрелял?
— Не я, сэр.
— Значит, они?
К этому времени заключенные исчезли все до одного.
— Нет, сэр, стреляли из барака. Может, у кого-нибудь из эсэсовцев был револьвер, может, они струсили,
— Продолжайте!
— Выстрелом убило одного заключенного. Толпа разъярилась, но меня не тронула. Подожгли барак. Он вспыхнул, как спичка. Дождя давно не было, вы сами это знаете, сэр.
— Кому было поручено охранять барак?
— Вам! Вы жизнью должны были отвечать за этих сволочей! Будто вы этого не знаете, Шийл!
Шийл судорожно проглотил слюну, потом сказал:
— Может, напрасно вы меня сюда поставили, сэр. Я был в Арденнах. Я не могу защищать фрицев.
Трой ничего не ответил на это. Он посмотрел на потухший костер, потом перевел взгляд на Шийла. — Идите спать, — через силу проговорил он. — Некого здесь больше сторожить.
7
На следующий день, часов около двенадцати, в лагерь прибыл Фарриш.
С ним явились корреспонденты, фоторепортеры, цензоры и офицеры, околачивающиеся около штаба. Во главе с Уиллоуби, успевшим прожужжать им все уши о величии Фарриша, они шествовали за крупно шагавшим генералом.
Они шествовали мимо Иетса и Троя. Они шествовали мимо солдат, которые заняли лагерь. Они толпой окружали заключенных, которые не успевали или не могли убраться с их дороги. Они осторожно трогали пальцами костлявые руки, дряблую кожу, вслух высказывая свое возмущение и прикрывая нос платками.
Трой терпел все это, пока у него хватило выдержки. Потом он подошел к генералу. Ему не сразу удалось привлечь к себе внимание Фарриша, хотя тот не мог не заметить его приветствия.
— Где содержатся эсэсовцы? — спросил один из репортеров.
Уиллоуби выжидательно посмотрел на Троя.
— Они сгорели вчера ночью, — медленно проговорил Трой.
Фарриш круто повернулся.
— Что?
— Несчастный случай, сэр, — сказал Трой.
— Что-то слишком часто вы ссылаетесь на несчастные случаи, капитан! — рявкнул Фарриш и потом, вспомнив о представителях прессы, добавил несколько сдержаннее: — Мы об этом еще поговорим.
Но тон генерала не устрашил Троя.
— Два слова, сэр… Снабжение! Продовольствие, медикаменты, которые я запрашивал! Без них просто гибель, сэр! Люди здесь мрут от голода.
Фарриш сверкнул на Троя глазами, но Трой выдержал его взгляд.
Уиллоуби ринулся в бой:
— Генерал Фарриш распорядился о снабжении продовольствием обитателей этого лагеря, — громогласно заявил он. — Попрошу фоторепортеров приготовиться. — Потом повернулся к Трою: — Если вы хотите чем-нибудь помочь нам, соберите хоть несколько заключенных, так чтобы можно было произвести съемку. И поживей, друг мой! Мы присутствуем при историческом моменте!
Трой увидел, как вся компания под предводительством генерала проследовала к баракам. Мучительное чувство горечи поднялось в нем. Так вот в чем заключалась его миссия — расчистить дорогу журналистам!
К нему подошел Иетс.
— Осадили? Ничего, не расстраивайтесь. Наше счастье, что Видеркопф сгорел заживо, иначе он позировал бы сейчас перед аппаратом вместе с Фарришем.
Генеральская свита растеклась вокруг группы заключенных.
Иетс услышал, как кто-то из фоторепортеров сказал:
— Генерал, будьте добры, улыбнитесь.
— Генерал не любит улыбаться, — вмешался Уиллоуби. — И, кроме того, сейчас это совершенно неуместно.
Трой с Иетсом пошли следом за гостями. Щелканье аппаратов на каждом шагу, вспышки осветительных ламп. Фарриш у разверстой общей могилы. Фарриш у входа в барак — из-за дверей высунулись бритые наголо черепа заключенных. Фарриш с книжкой Шрекенрейтера в руках.
— Крупным планом ее! Самое интересное — татуировка!
Фарриш смотрит на покрытого струпьями заключенного, которого подвергают дезинфекции. Фарриш с пайковой консервной банкой — грузовики с продовольствием только что прибыли. И Фарриш в своей коронной роли — у койки одного из подопытных раковых больных доктора Валентина.
Фарриш у микрофона:
— Освобождение лагеря «Паула», может быть, превосходит все, сделанное до сих пор солдатами моей дивизии. Я горжусь этим не меньше, чем теми победами, которые они одерживали на поле боя под моим командованием.
И вокруг этих туристов, точно клушка вокруг цыплят, суетится вездесущий Уиллоуби.
— Что он, совсем бесчувственный, что ли? — спросил Трой.
Иетс сказал:
— Нет, почему? Просто ему некогда осмотреться по сторонам, а может, он и намеренно этого не делает. Занят, хлопот по горло!
— Упырь! — буркнул Трой.
Все это кончилось довольно быстро. Большинство корреспондентов умчалось в штаб обрабатывать материалы. Карен отдала свою статью Тексу Майерсу для передачи. Те, кто остался в лагере, бродили от барака к бараку в поисках интересных деталей и сколько-нибудь видных заключенных, имена которых могли бы произвести впечатление в Соединенных Штатах; расспрашивали, нет ли у кого родственников в Америке, желательно в тех местах, где выходили их газеты. Как правило, обитатели лагеря «Паула» сторонились корреспондентов. Они не замедлили убедиться, что эти люди не имеют никакого отношения к раздаче продовольствия. Кое у кого уже началась рвота — ссохшиеся желудки отказывались принимать пищу, проглоченную наспех, всухомятку. Это сразу лишило заключенных привлекательности в глазах корреспондентов, ибо они прекрасно знали, что их газеты и телеграфные агентства сильно урезывают материалы об ужасах войны.
Фарриш сообщил Трою о Нейштадтской катастрофе без всякой подготовки, со свойственной ему резкостью. И, закончив свой рассказ, спросил ошеломленного капитана:
— Что вы можете сказать в свое оправдание?
Трой мог бы сказать многое: его оперативная группа была слишком мала, чтобы поддерживать связь с Нейштадтом; за Нейштадт должен был отвечать Диллон, поскольку он, Трой, продвинулся дальше, и Диллон, по-видимому, поплатился жизнью за свои ошибки; Нейштадт и лагерь «Паула» находились за пределами сектора Фарриша, и эту операцию следовало согласовать с дивизией, которая действовала в том секторе. И, наконец, Трой мог бы сказать в свою защиту, что когда он узнал об эвакуации лагеря «Паула» и о предстоящем расстреле оставленных там заключенных, у него уже не было времени добывать сведения разведкой, не грозит ли Нейштадту наступление какой-нибудь случайной немецкой части, численно превосходящей отряд Диллона.