«Крестоносцы» войны
Шрифт:
Иетс погладил ее руку.
— Я сам когда-то так рассуждал. Но это лишь приводит к тому, что начинаешь чувствовать себя одиноким и несчастным. Когда я вернусь домой, если только моя жена не изменилась за это время, я сумею любить ее по-настоящему.
Карен молчала. Ей вспомнилась маленькая француженка, которая приходила к ней в Париже разыскивать Иетса.
Немного погодя Иетс сказал:
— Во время войны все было иначе. Но сейчас, стоит мне закрыть глаза, я вижу Рут. Закройте глаза, Карен. Каким вы видите своего избранника?
—
— Откройте глаза, Карен. Как вы думаете, что сейчас делает Трой?
— Уиллоуби? — встрепенулась она. Иетс, весело улыбаясь, смотрел на нее поверх своего бокала с «Французским № 75».
Трой застал Уиллоуби в тот момент, когда он собирался выйти из своего номера. Уиллоуби был в длинных брюках, пилотке и при всех своих орденских планках. Китель оттопыривался от револьвера, с которым он не расставался. Он ни разу не выстрелил из этого револьвера; ни разу не был даже вблизи таких мест, где могла бы возникнуть в этом надобность, но на всякий случай всегда носил его с собой.
— Сэр! — Трой слегка пошатывался от действия коктейля и от того, что бежал по лестнице, перескакивая через три ступеньки. — Сэр, мне нужно задать вам один вопрос.
Такого великана, как Трой, нельзя было просто отстранить с дороги.
— Это что, непременно сейчас? Я тороплюсь на свидание.
— Оно и видно, — сказал Трой. Он прислонился к косяку двери и сверху вниз глядел на своего тучного начальника. Все в этом человеке претило ему. Трой так и не завел себе длинных брюк. Во время боев они ему не нужны были, а сейчас было бы уж очень глупо путешествовать за ними на интендантский склад.
— С вопросами прошу обращаться в служебное время! — сказал Уиллоуби, беспомощно взирая на массивную фигуру Троя, по-прежнему загораживавшего ему путь.
— Да я тут одно маленькое пари заключил, — Трой насмешливо склонил голову набок.
— Вы пьяны, — сказал Уиллоуби. — Хорошо, идем, по дороге скажете.
Трой сделал налево кругом, пропуская Уиллоуби. Но, дав ему выйти из номера, он обхватил его своей ручищей за плечи и хриплым шепотом спросил:
— Так как же с поместьем Ринтелен? Вы помните, сэр, — я хотел там устроить всех тех, которых мы освободили из концлагерей.
— Да, да, я помню, — Уиллоуби как раз собирался ехать в замок. И пора было.
— Когда мне можно начать переводить их?
— Я вас оповещу своевременно.
— А когда?
Уиллоуби высвободился из объятий Троя:
— Капитан, я не привык, чтобы меня понукали!
— Я же только прошу дать мне ясный ответ, — с пьяным упорством настаивал Трой. — Реквизируете вы поместье или не реквизируете?
— Кто вас подослал? — В Уиллоуби все кипело. Это, конечно, опять штуки Иетса. С приездом
— Меня подослал? — Трой наморщил лоб, силясь понять вопрос.
— Это не ваш котелок сварил, Трой. Кто накачал вас, говорите?
Прямой отказ Трой бы еще мог перенести, но эта уклончивость, да еще после его неудачи с Карен, оказалась выше его сил.
Они дошли до площадки лестницы. Трой шагнул вперед и снова загородил Уиллоуби дорогу:
— Подполковник Уиллоуби, это именно мой котелок сварил. Это меня прямо и непосредственно касается. Я освободил людей лагеря «Паула». Я потерял немало солдат в этой операции. И я хочу знать, ради чего все это было — чтобы вы и генерал Фарриш могли любоваться своими фотографиями в газете?
Уиллоуби побелел от злости; даже в полутьме лестничной клетки была видна зловещая белизна его лица. Он попытался оттолкнуть Троя.
Трой не сдвинулся с места:
— Я хочу получить ответ, и притом совершенно определенный. Никаких уверток, никаких увиливаний, никаких липовых обещаний. Достаточно мы и сами этого блюда кушаем и других кормим. Даете вы мне поместье Ринтелен или нет? А если даете, то когда?
— С завтрашнего дня вы в военной администрации не работаете! — завизжал Уиллоуби.
— Благодарю вас, сэр, — спокойно сказал Трой. — Я считаю, что получил ответ.
Он дал Уиллоуби пройти и медленно пошел следом. Он видел, как Уиллоуби почти бегом пересек вестибюль. «Ничем его не проймешь, — подумал Трой. — Ничем».
Он вернулся в бар и тяжело сел в то самое узкое креслице напротив Карен.
— Человек! — крикнул он. — Три коктейля.
Карен и Иетс сразу увидели, что он не в себе. Карен так и подмывало расспросить его, но она выжидала. Он отвернулся от нее.
— Мне хорошо. Мне теперь гораздо лучше.
— Что вы сделали? — спросил Иетс.
— Схлопотал себе увольнение. Спасибо вам. Вы мне подали прекрасную мысль.
Иетс почувствовал себя приниженным. Что он может? Только говорить и говорить. А вот тут человек пошел и сделал что-то. И вот — смотрите.
— Завтра я, кажется, стану безработным, — сказал Трой и засмеялся деревянным смехом. — Плевать. В военной службе то и хорошо, что уволить тебя не могут; обязаны подыскать другое место.
У Карен сжалось сердце. Нельзя было отпускать его, да еще в таком состоянии. Вот он полез в драку и, конечно, потерпел поражение. Чего ей, собственно, надо было? Чтобы он доказал, что умеет драться? Он это сотни раз доказывал. И кто дал ей право требовать, чтобы он расшибал себе голову о каменную стену? Она-то кто? Глупая баба, которая не способна ценить то, что имеет, и еще раздумывает, принимать ей или не принимать все хорошее, чем готов одарить ее любимый человек, только потому, что к подарку не приложена охранная грамота на ее драгоценный «личный уголок».