«Крестоносцы» войны
Шрифт:
— Я всегда считал, что вы презираете политику.
Фарриш похлопал стеком по сверкающим голенищам своих сапог. Потом оскалил зубы:
— Я буду тем политиком, который положит конец всякой политике. У меня уже разработан стратегический план. По образцу Авранша — я прорываюсь, и потом меня не остановить.
— А Уиллоуби знает?
— Уиллоуби говорит, если только меня выдвинут, можно считать, что дело в шляпе. Материал для предвыборной агитации и здесь подбирается недурной. В городе ходят трамваи, сформирован полицейский корпус. Все полицейские в новеньких мундирах, точь-в-точь наши, американские. Уиллоуби послал целую кучу фотографий, и они уже появились во всех газетах Штатов. Не следует пренебрегать ничем.
— Правильно.
— А вы за меня будете голосовать, Девитт?
У Девитта слегка дрожала рука, и он положил ее на колено. Ему стало страшно. Он боялся не Фарриша, не какого-нибудь другого человека — он сам не знал, чего.
— Я не могу голосовать за вас; я живу в другом штате.
— Да, это верно. А жаль…
«Я живу в другом мире, не в мире Фарриша», — думал Девитт. Он теперь не спорил с Фарришем, как бывало во время войны. Казалось, генерал обледенел в той позе, в которой застало его окончание военных действий, и так и не оттаял за все это время. А лед нельзя ни мять, ни гнуть; его либо ломают, либо подносят к нему горящий факел.
С Уиллоуби Девитт столкнулся, входя в ресторан при Гранд-отеле, где постоянно господствовал полумрак. Разбитые окна были заколочены досками, и дневной свет просачивался только в трещины и в щели на стыках, где доски были неплотно пригнаны; несколько лампочек, ввинченных в люстру, не могли разогнать мрак под высокими сводами.
Иетс, сидевший за одним из дальних столиков, встал, ожидая, что полковник подсядет к нему. Но Девитт остановился на пороге и спросил Уиллоуби:
— Как справляется Иетс? Помогает он вам в работе или нет?
Уиллоуби знал, что любое критическое замечание, исходящее от него, будет зачтено Девиттом в пользу Иетса.
— Ну, я просто не знаю, как бы я налаживал жизнь в городе, если б не было его и его газеты. Он, правда, все еще не изжил своих радикальных настроений, но сейчас это именно то, что нам нужно. Военная администрация, полковник, этот битюг, которому нужно кое-когда давать кнута.
Его губы старательно складывались в улыбку, тон был деланно-шутливый. Еще со времени Люксембурга Уиллоуби всегда становилось не по себе, когда он вспоминал о Девитте, — как будто старик что-то знал про него или видел его насквозь; хотя что, собственно, мог он видеть? А Иетс всегда словно держал Уиллоуби на мушке, и это заставило его еще больше заинтересоваться причиной неожиданного приезда Девитта.
— Мы условились пообедать здесь вместе с капитаном Троем и мисс Уоллес — вы, вероятно, знакомы. Знай я заранее о вашем приезде, сэр, я бы, конечно, не стал занимать этот вечер…
— Мы не знакомы, но это ничего не значит, пообедаем все вместе, — сказал Девитт и помахал рукой Иетсу.
Трой и Карен вскоре явились.
— Мы все четверо — ветераны лагеря «Паула», — пошутил Уиллоуби, обращаясь к полковнику; но никто не захотел поддержать разговор, и первая половина обеда прошла в молчании. Наконец, Уиллоуби не выдержал:
— Надолго вы к нам, полковник?
Девитт вытер губы.
— Сказать по правде, сам не знаю. Генерал хотел познакомить меня с обстановкой; здесь, вероятно, немало интересного. — Он присматривался к Уиллоуби — напряженный взгляд, мешки под глазами, обвисшие щеки. У военного коменданта, надо ему отдать справедливость, жизнь хлопотливая, и приятного в ней не так много.
Иетс отметил сдержанный тон полковника.
— Креммен любопытный город, не правда ли? — обратился он к Карен.
— Генерал очень гордится вашими достижениями, — сказал Девитт Уиллоуби.
Уиллоуби ответил с нарочитой любезностью:
— Мы работаем все вместе. Трой организовал превосходную полицию, а газета Иетса, несомненно, оказывает большое влияние на немцев… Все направлено к общей цели.
Иетс наклонился вперед:
— Вы хотите сказать — я исправно печатаю все, что вы мне подсовываете?
— Это необходимо, — сказал Уиллоуби.
— Статья о бронированном генерале тоже от вас исходила? — сухо спросил Девитт.
— Генералу Фарришу она очень понравилась.
— Да, я знаю, — сказал Девитт. — Он мне рассказывал. И про вашего нового мэра тоже рассказывал. Видно, меткий стрелок этот мэр.
— Лемлейн, — сказала Карен. — Лемлейн учредил в Креммене убежище для политических жертв нацизма. Мы там нашли несколько человек из лагеря «Паула». Это убежище прозвали «Преисподней».
Уиллоуби тщательно разминал вилкой картофель. Он ломал голову, как бы перевести разговор на другую тему.
— Лемлейн, — сказал он. — Забавная фамилия. Знаете, что это значит по-немецки? Ягненочек!
— А он оправдывает свою фамилию? — спросил Девитт.
— Он — главный управляющий заводов Ринтелен, — сказал Иетс. — Сталь. Большой бизнес. Большинство этой публики — нацисты с ног до головы. Но нам везет. Как раз Лемлейн — исключение. Он даже не был членом нацистской партии — по крайней мере он сам так говорит.
— Совершенно нечего иронизировать, — огрызнулся Уиллоуби. — Мы все проверили. Он самый подходящий человек для должности мэра. Уж мы кого только не пробовали. Иетсу легко говорить, полковник. Его дело простое — нашел типографию, и печатай свою газету. А нам приходится с людьми работать!
Ему хотелось, чтобы Девитт одернул Иетса, но полковник нарезал ростбиф аккуратными квадратиками и молчал.
Иетс отложил нож и вилку.
— Максимилиан фон Ринтелен был одним из гитлеровских финансовых тузов. Он нажил состояние на танках, пушках и снарядах, которые поставлял немецкой армии. Капитан Трой, вы были строевым офицером — как, по-вашему, заслуживает подобная деятельность поощрения?
— Трой здесь ни при чем! — прикрикнул Уиллоуби. Снова он оглянулся на Девитта, ища поддержки. И тут же накинулся на Иетса. — Ринтелен давно умер! И вообще мы, кажется, договорились с вами, Иетс, — я провожу работу военной администрации, а вы о ней пишете — и в благожелательном тоне!