Крестоносцы

Пилипенко Сергей Викторович

– Сынок, а что это за слово, которое ты произнес?

– Не знаю, мама, – отвечал мальчик, – оно само по себе ко мне пришло и родилось вот тут, – и он своей маленькой ладошкой похлопал себя по голове.

– Странно, – про себя подумала Мария, – как это может быть? – но сыну сказала. – А ты не знаешь, что оно может обозначать?

– Нет, почему же, знаю, – отвечал мальчик, – оно похоже на наше «добро», только как-то по-другому, я еще не совсем его понял.

Мария покачала головой и снова про себя подумала: «Откуда у

него такое рассуждение. Его ведь никто этому не учил. Странно и даже немного необычно все это».

Но то были только первые пробы умственного шага ее малыша, и спустя год после очередной зимы, он уже говорил совсем по-другому.

– Мама, помнишь, ты меня спрашивала о тех словах, которых не знаешь?

– Да, сынок, помню, – немного взволнованно отвечала мать.

– Я понял, откуда они берутся.

– И откуда же? – удивилась Мария его новому рассуждению.

– Вон оттуда, – и мальчик указал рукой на небо.

– Как это? – не поняла его мать.

– Я стою и слушаю, а они говорят, говорят, а слова во мне. Потом, я говорю, говорю, – немного непонятно отвечал ей малыш.

– Кто говорит, сынок? – не поняла опять мать.

– Не знаю, – засмущался мальчик, – они и все. Я не могу тебе больше сказать или объяснить по-другому, – и он, немного постояв, удалился.

«Странно, – снова обеспокоилась Мария, – как все это объяснить другим. Хотя, чего мне беспокоиться. Все равно ведь никого нет. Да и вряд ли будет, пока хорошо не станем на ноги».

Так они и жили в своих собственных познаниях окружающего и своих же рассуждениях.

Прошло еще три зимы, и малышу исполнилось пять лет.

За это время он уже хорошо окреп и вовсю старался хоть чем-то помочь матери.

Коза по-прежнему жила с ними, и мать довольно часто молилась, чтобы она прожила еще дольше.

Сын, словно угадывая ее переживания и просьбы, говорил:

– Не переживай, мама. Я знаю, она проживет долго. Еще десять лет.

– Как десять? – удивлялась мать, – они ведь столько не живут?

– А эта проживет, – упорствовал мальчик и, поглаживая козу по ее шее, приговаривал, – я знаю, ты нас еще долго будешь кормить. Иди, поешь чего-нибудь. Я там тебе приготовил.

И коза, к удивлению Марии, его слушалась. Она шла к месту, где обычно ее кормили, и поедала все, что там было. Затем довольно подавала свой голос, словно благодарила, и, подойдя к ним обоим, терлась о бока.

Мария не понимала этого. А точнее, она не могла объяснить, как можно разговаривать с животным. Сколько сама не пробовала – не получалось.

– Мама, не думай об этом, – предупреждал сын, снова и снова угадывая ход ее мыслей, – я сам пока не знаю, как это. Но знаю, что они, – и он показывал рукой на небо, – нам помогают.

– Кто они? – допытывалась Мария и обеспокоенно смотрела вверх, словно желая распознать кого-то в небесах.

– Их не видно, мама, – продолжал мальчик, – но они есть. Это все, что

я могу тебе сказать.

– Ты что-то от меня скрываешь, сын? – совсем по-взрослому спрашивала мать.

– Нет, не скрываю, – отвечал он, – просто я сам пока ничего не видел, а потому, и не могу рассказать, как это и кто они.

– А что ты чувствуешь? – опять спрашивала Мария.

– Почти, ничего, – свободно делился с ней своими маленькими тайнами мальчик, – только иногда как будто я поднимаюсь вверх. Вернее, чувствую, что поднимаюсь, -поправился он.

Мать непонимающе смотрела на него, но потом, призывая к себе, брала его в свои объятия, и они подолгу сидели, вот так друг к другу прижавшись.

Казалось, и не было для них более другого счастья, чем вот так просто жить и радоваться хоть и небольшому, но все-таки успеху своей выживаемости в огромной пустоте их пространственного измерения.

Только один раз, как-то в ночи, Мария слышала грохот телег и шум передвигающихся людей.

«Наверное, еще какое-то племя покинуло свои места», -думала она, но даже не пыталась пойти посмотреть, кто это. Жизнь вдали от людей наложила на нее свой отпечаток.

Теперь, она их просто боялась, ибо они могли принести ей вред и искалечить ее маленького сына.

Ее вполне устраивало то, что они здесь жили одни. За это, довольно длительное пребывание в чужих краях, она научилась многому и даже приумножила свои богатства, подобрав дней через пять после услышанного ею шума еще шесть таких же динариев.

Для нее это уже было богатство.

Конечно, здесь оно не нужно, но в городе или в поселении всегда пригодится.

Не знала, правда, Мария, когда покинет эти места, но в душе всячески оттягивала это время до более спокойных времен. Хотя, как она могла бы узнать спокойно оно или нет, ведь никакой связи с другими у нее не было.

Мария научилась сажать и даже частью обрабатывать те плоды, которые первоначально хотела выбросить.

Теперь, у нее был свой участок, очищенный от камней и лишней травы, дающий возможность насеять горох, вырастить те плоды и даже посеять немного овса, зерна которого она насобирала на давно заброшенных участках.

Деревья давали ей свои плоды, а растущие кустарники в этом помогали.

Казалось, что сама Земля заботится о ней с сыном, и последнее время они вообще не бедствовали, а жили вполне нормально.

Мария даже немного прибавила в весе и чуть-чуть посвежела на лице. Молока им вполне хватало на двоих, а остального – тем более, если учесть, что козе теперь они заготавливали гораздо больше, чем в первый год их изгнания.

Мария никогда не говорила мальчику, почему они здесь, но, казалось, его этот вопрос вообще не интересовал.

Лишь однажды он как-то спросил:

– Мама, а что, людей больше нет на Земле?

– Почему же, сынок, есть, – отвечала она, – но мы просто от них далеко.