Крестоносцы
Шрифт:
Збышко послал за соседом одного из своих турок, подаренных Завишей; Зых вскочил на коня и примчался после полудня, когда Збышко с Ягенкой собирались к Одстаянному озерцу за бобрами. Сперва старики за чарой меда смеялись, шутили и пели песни, а там заговорили о детях и давай расхваливать каждый своего.
— Ну и молодец же у меня Збышко! — говорил Мацько. — Другого такого на всем свете не сыщешь. И храбёр, и быстр, как рысь, и ловок. Да вы знаете, когда его вели в Кракове на казнь, так девушки в окнах вопили, точно кто их сзади шилом колол, да какие девушки — дочки рыцарей да каштелянов, а о всяких там красавицах
— Хоть они и каштелянские дочки и красавицы, а не лучше моей Ягенки! — отрезал Зых из Згожелиц.
— А разве я говорю, что лучше? Милей Ягенки, пожалуй, и не сыщешь.
— Я про Збышка тоже ничего худого сказать не могу: самострел натягивает без рукояти!..
— И медведя один пригвоздит к земле. Видали, как он его рубанул? Отхватил всю голову с лапой.
— Голову отхватил, а вот к земле не один пригвоздил. Ягенка ему помогла.
— Ягенка?.. Он мне об этом ничего не говорил.
— Он Ягенке обещал не говорить… Срам ведь девке ночью одной по лесу ходить. Ну а мне она тотчас рассказала, как все было. Другие рады соврать, а она от меня не таится. Сказать по правде, и я не обрадовался, кто ж их там знает… Хотел прикрикнуть на нее, а она мне вот что сказала: «Коли я сама девичьей чести не уберегу, так и вам, батюшка, ее не уберечь, да вы не бойтесь, Збышко тоже знает, какова она, рыцарская честь».
— Это верно. Ведь и сегодня они одни пошли.
— Но домой-то вернутся к вечеру. А лукавый ночью больше всего искушает, да и девке стыдиться нечего, потому темно.
Мацько на минуту задумался, а потом сказал как будто про себя:
— И все-таки льнут они друг к дружке…
— Эх! Кабы он другой не обещался.
— Да ведь вы знаете, это только рыцарский обычай такой… Коли нет у молодого рыцаря госпожи, так его считают простачком… Посулил ей Збышко павлиньи чубы, поклялся в том рыцарской честью, ну и должен содрать их у немцев с голов. Да и Лихтенштейна ему надо одолеть, а от прочих обетов аббат может его освободить.
— Аббат не нынче-завтра приедет…
— Вы думаете? — спросил Мацько, а потом продолжал: — Какая цена всем этим обетам, коли Юранд напрямик ему сказал, что не отдаст за него девку! То ли он другому ее обещал, то ли Богу обрек, я того не знаю, но только напрямик сказал, что не отдаст…
— Я вам говорил, что аббат любит Ягенку, как родную. Последний раз он сказал ей: «Родня у меня только по женскому колену, но помру я, так полны колени добра не у нее, а у тебя будут».
Мацько поглядел на него тревожно, даже подозрительно, и, помолчав с минуту времени, сказал:
— Нас-то не обидьте…
— За Ягенкой я дам Мочидолы, — ответил Зых.
— Теперь же?
— Теперь же. Другой я бы не дал, а ей отдам.
— Половина Богданца и так Збышка, а коли даст Бог здоровья, я наведу тут порядок, подниму хозяйство. Вот по сердцу ли вам Збышко?
Зых заморгал глазами и сказал:
— Хуже всего то, что Ягенка, как кто помянет его, так к стенке и отвернется.
— А когда вы других поминаете?
— Как других поминаю, она только прыскает и говорит: «Еще чего выдумали?»
— Вот видите. Бог даст, с такой девушкой Збышко забудет другую. Я уж старик, и то забыл бы… Меду выпьете?
— Выпью.
— Аббат, он умница! Аббаты, слышь, часто люди совсем мирские, ну а он, хоть и не живет с монахами, все-таки
— Отдам. Давно уж мы задумали поженить их, чтоб Мочидолы и Богданец достались нашим внукам.
— Грады! — с радостью воскликнул Мацько. — Бог даст, внуки посыплются градом. Аббат их нам будет крестить…
— Пусть только поспевает! — весело воскликнул Зых. — А давно уж не видал я вас таким веселым.
— Сердце у меня прыгает от радости… Осколок-то вышел, ну а что до Збышка, так вы за него не бойтесь. Садится это вчера Ягенка на коня, а день-то ветреный… Я и спрашиваю у Збышка: «Видал?» — а на него такая истома напала Да и то я смекнул, что на первых порах они мало друг с дружкой разговаривали, а сейчас как пойдут вместе гулять, так всё друг к дружке повертываются и всё говорят, говорят!.. Выпьем!
— Выпьем!
— За здоровье Збышка и Ягенки!
XIV
Старый Мацько не ошибался, когда говорил, что Збышко и Ягенка с удовольствием встречаются и друг без дружки даже скучают. Под предлогом посещения больного Мацька Ягенка часто приезжала в Богданец, с отцом или одна, признательный Збышко тоже то и дело наведывался в Згожелицы, так что с течением времени он свел с Ягенкой дружбу. Полюбившись друг другу, Збышко и Ягенка охотно стали «советоваться», то есть попросту болтать обо всем, что было им интересно. К дружбе у обоих примешивалось и восхищение: молодой и красивый Збышко, который и на войне уже успел прославиться, и в ристалищах принимал участие, и при королевском дворе бывал, по сравнению с каким-нибудь Чтаном из Рогова или Вильком из Бжозовой казался девушке настоящим придворным рыцарем, чуть ли не королевичем, а Збышка порой просто изумляла красота девушки. В мыслях он оставался верен своей Данусе, однако не раз, в лесу ли, дома ли, взглянув вдруг на Ягенку, он невольно говорил себе: «Вот это лань!» Когда же, обняв стан девушки, он сажал ее на коня и чувствовал под рукой упругое, точеное тело, то приходил в смятение, «истома», по словам Мацька, нападала на него, кровь начинала играть в жилах и точно смаривал сон.
Ягенка, девушка по натуре гордая, насмешница и задира, с ним становилась сущей смиренницей, словно служанкой, которая только смотрит в глаза своему господину, как бы ему услужить, как бы ему угодить. Збышко понимал, как расположена она к нему, был благодарен за это ей и все больше искал с нею встреч. С тех пор как Мацько стал пить медвежье сало, они видались уже чуть не каждый день, а когда у старика вышел осколок и для затягивания раны понадобилась свежая бобровая струя, собрались вдвоем на бобровые гоны.